Федор (сборник) - читать онлайн книгу. Автор: Борис Споров cтр.№ 56

Рано утром надо было побывать в районо, а затем уже ехать в Горбатовский детский дом – пути пятнадцать километров.

Автобус – холодный, с продавленными сидениями, с дребезжащими стеклами – то пробуксовывал по наледи «лысыми» баллонами, то его заносило на поворотах и раскатах, и тогда пассажиры, скованные и тихие, хватались за поручни спинок. «Дорога в никуда, – мрачно рассудил Баханов. – Возня мышиная, бег на месте… Куда еду, зачем? Ведь ничего не смогу сделать ни для слабого, ни для сильного – все будет так, как есть, как записано в протоколах. Тогда зачем? Зачем думать и страдать, и плакать над горстью пепла… Обязательно зайду к Голубкиным. Вот тема, вот о чем писать надо! Вот о чем кричать на весь мир – да только где причины? А что – нормальная женщина. Действительно, сохнет и чахнет. А потом, глядишь, в очередную глупость врюхается. А дочь – что из нее будет?.. А ведь и ей хочется, чтобы мать была целомудренной. Только зачем ей целомудренность, когда песочные часы неумолимо струятся, и не остановить их ни на минуту. И какая марксистская диалектика! Два-три года – и дочь начнет погуливать, потому что и для нее это будет единственная цель жизни. И однажды с усмешкой скажет, что ты, мол, мама, замуж так и не собралась, а теперь уж вагончики ушли… А что моя Машенька? Моя – ишь, присвоила кобыла ременный кнут. Наверно, в думу вошла и бродит по комнате… А как ужасно: брат враждует с братом, дочь с матерью, отец с дочерью, муж с женой – жестоко, развал, круговое зло – и где причина этому? Мужа и жену еще можно понять, но когда родители и дети – это ужасно. Давнишнее зло, а довершила революция… Почему убежала? Так и не знаю. Обиделась, обидели? – Вдруг Баханов нахмурился. – А может, она и от меня убежит, соберется и убежит? Опыт у нее есть…»

– Гражданин, станция Бирюзай – приехали, вылезай! – услышал он насмешливый окрик билетерши, и только тогда сообразил, что автобус стоит, мотор заглушен, а сам он дремлет.

– Не могу ли я увидеть директора детского дома?

– Никого нету – беглеца ищут, – ответила секретарша. – Погодьте, может, скоро и придут, вчерась поразъехались. – И не уделяя больше внимания пришельцу, она занялась своими делами.

Баханов сел, чтобы терпеливо ждать. Да вот на сердце было тревожно, и он понимал, что его тревога может оказаться и не без причины…

Гулко захлопали двери – смех и возня детей. В одном из классов урок физкультуры, и теперь одноклассники спешили переодеться. Баханов видел через окно, как они скучились во дворе. И на всех лицах неподдельная печать сиротства и внутреннего одиночества… «Вот так же и в лагере, – подумалось отчетливо и зримо: одиночество, оторванность, духовное прозябание, насильственное стадное общежитие делает свое дело…» И платье на них одинаковое – номеров не хватает.

Баханов сморщился.

– Вон, ведут, – равнодушно произнесла секретарша.

– Кого ведут?

– Беглеца ведут… Вот паразит, бежит и бежит.

От ворот шел мужчина с подростком.

– Директор?

– Нет, по труду. Директором у нас женщина, Мария Ивановна.

«Мария Ивановна – Машина тезка…Марья, Марья».

– Прибыли, принимайте гостя, Евгения Арнольдовна, – проталкивая вперед себя подростка, из-за двери просипел учитель по труду. Баханов и рот раскрыл – надо же: «По виду – Палашка, а вот, поди же, Евгения да еще Арнольдовна».

– Выпороть этого гостя как следует и не кормить, чтобы не бегал, людям хлопот не прибавлял, ишь, набычился… Где Вы его, Виктор Федорович, открыли?

– В Балдашихе – на автобусной остановке.

– Вон ведь умахал куда…

Докурив папиросу, Виктор Федорович обратился к беглецу:

– Иди к директору в кабинет. Там и жди. Уши-то развесил, – и вздохнул с подголоском: —Евгения Арнольдовна, я, пожалуй, пойду усну. Сообщите в город, что нашли, да присмотрите за этим архаровцем.

Мальчик сидел спокойно, он вроде бы и не заметил, что в кабинет вошел посторонний человек.

– Послушай, Гаврош, – Баханов добродушно посмеивался, – если бы у тебя были деньги, ты до Сибири один добрался бы?

Парнишка надменно усмехнулся. Похоже было, что сейчас он и скажет: ну и болван же ты, дядя.

– Во-первых, я не Гаврош, потому что здесь не Париж…

– Только поэтому?

– И вообще… Я – Кузя, Кузьма то есть. А до Сибири, даже восточной, я и без денег доберусь запросто, лишь бы облаву не устраивали… с деньгами всякий дурак хоть до Канады смотается.

– До Канады… Кузьма, значит?

– Кузьма, Туркин.

– А скажи, Кузьма Туркин, есть у тебя на белом свете родные?

– Тетка.

– И ты бежишь к ней?

– А что к ней бежать? От нее я убегал, а к ней не бегал.

– Куда же ты бежишь?

– Бегу. Все равно куда, лишь бы смыться.

– А здесь, что ли, плохо?

– Ничего хорошего. Ложись, вставай, иди, стой – одно и то же, надоело.

– Ну, а тетка тебе чем же не угодила?

– Чем, чем?.. – Кузьма Туркин вздохнул, его уже утомили вопросы. – Только и слышишь: а вот мы, а вот в наше время…А уж что мы – котят слепых топили! Ты сперва сделай что-то, а уж потом хвались. Сорок лет она на фабрике ткала – делов-то куча. И лошадь в оглоблях дохнет. Всю жизнь пахала, так что и в замуж выйти не успела… Вот она и беленится: не так сказал, не то сделал… Э, да что об этом! – и Кузьма Туркин повернулся к окну, считая, что всякий разговор окончен.

И вдруг реально представилось, что именно сейчас Маша так же вот бежит от его насилия и поучений, бежит, брезгливо думая о своем дядьке.

«Как же все странно получается». Баханов неожиданно поднялся со стула:

– Кузьма, когда автобус в город?

Кузьма взглянул на стенные часы:

– А минут через семь.

Возбуждая любопытство Кузьмы и Евгении Арнольдовны, Баханов метнулся в двери, и уже на улице, взбивая ботинками мокрый снег, почти побежал к автобусной остановке.

Даже за день городишко заметно повыбрался из-под зимы. Дома еще более полиняли, деревья обуглились и разбухли, с крыш сосульки искрились капелью.

Баханов вспомнил, что обещал и намеревался зайти к Голубкиной, но теперь это обещание показалось нелепым.

В дальнем конце улицы из-за угла вывернулась черная «Волга». «Райкомовская», – решил Баханов и быстро пошел навстречу. Но машина на удивление для здешних мест оказалась с кубиками на дверцах – такси.

Рассуждать было некогда: поехали.

Стрелка спидометра то падала до двадцати километров, то, напряженно вздрагивая, ползла к ста двадцати. С полпути таксист включил фары.

Баханов устало забылся, задремал. Но как только широкой россыпью вдалеке замаячили огни города, он встрепенулся, встревожился: а есть ли среди массы огней и его огонек?