Федор (сборник) - читать онлайн книгу. Автор: Борис Споров cтр.№ 33

Федор побледнел, розовое пятно отпечаталось на лбу – ясно было, что об этом он и не подумал – сжал кулачище и с придыханием сказал:

– Убью!..

– Федя, да ты что! Из-за рыбы человека убить?! Ты подумай, что ты говоришь?!

– Кишки выпущу любому…

– Да никто не станет и вылавливать. Это я так, пошутила.

– Ты, может, и пошутила, да только я шутить не стану, – он поднялся из-за стола и вышел на улицу.

До браконьерства надо было еще дожить, тем не менее в ближайшее же воскресенье в доме появилось ружье-двухстволка. И это послужило поводом к первой ссоре. И хотя скоро и примирились, внутреннее противоборство продолжалось. И это было серьезнее, чем можно было бы подумать. Федор, хотя и был крещен и без раздумий согласился венчаться, все-таки оставался человеком без веры. Несколько раз он даже в церковь заходил, но и только.

И каково же было новое искушение, когда еще месяц спустя вода вдруг ушла из пруда – осталось четверти на две.

Поиски воды не увенчались успехами. Но Федор решил возобновить задвижку и вмуровал ее в бетон на прежнее место. Рыба начала дохнуть. Нет, не вся сразу, поплыли бочком толстолобики. И Федор застонал – он кинулся в поселок: договорился с поливочной машиной на десять цистерн воды – капля в море, но рыбе во спасение. А тут на неделю зарядили дожди, по желобам в пруд потекла дождевая вода. Лишь осенью пруд был заполнен. И только тогда, спустя три месяца, Федор виновато обнял жену и сказал:

– Прости, Вера… Вот ведь как – все сделаешь, так вода уйдет, а куда – и не узнаешь. Не своя, видать, воля. Прости…

Вера заплакала.

А ружье все-таки со временем понадобилось: дважды стрелял, но стрелял в воздух.

И еще характерный случай.

Как человек волевой и решительный, Федор добродушно посмеивался над женой: «Ты у нас герой – на одну ногу наступят, другую подставляешь». Вера в таких случаях отмалчивалась, а муж, напротив, набирал обороты. Так и вошло в обиход посмеивание над «слабостью» жены, даже не над слабостью – над уступчивостью.

К Петруше приехал дедушка – впервые после ссоры с Федором. И молодые решили непременно угостить отца рыбой, да и с собой отправить. Взяли сетку, ведро – и на пруд.

– Ботничок у нас хиленький, на одного. Ты уж в случае чего шибко-то не кричи – рыбу перепугаешь, – посмеивался над женой Федор. – Или ты не станешь противиться погружению на дно?.. Что молчишь?

Вера с ведром прошла вперед, муж с сеткой пристроился на корме. Погрузился ботничок – по четверти от борта до воды. Отплыли почти на середину пруда. Федор веером разбросал подкормку и уже взялся за сетку, когда жена, ухватившись за борта ботничка, с силой начала его раскачивать.

– Ты что делаешь?! Ты сдурела! – закричал Федор и, было, поднялся на ноги, но его так мотнуло, что он едва не вывалился за борт. – Прекрати, тебе говорят! Ты в положении и плавать не умеешь! – Ив это время ботничок черпанул бортом воды, еще, еще – и посудина, покачиваясь, пошла на дно… Федор ругался, отфыркивался, а Вера за это время не произнесла ни слова. Сцена была курьезная, тем более, что с берега наблюдал дедушка с внуком на руках.

Когда оба выбрались из воды, и Федор выволакивал ботничок на берег, отец, усмехнувшись, сказал:

– Ты думаешь, если жена смирная, то можно всяко? Смолины мало говорят, но дело делают.

Петруша знал, что братья тотчас нырнут в ведро и начнут пальчиками ловить рыбу под жабры, чтобы вытащить и живую подержать в руках. И ему самому будет интересно, и сам он скоро начнет хвастаться уловом. Знал, но степенно поднялся на мост, положил на место удочку, снял грязную обувь и только тогда внес тяжелое ведро в переднюю.

Мать была здесь, готовила под грибы разномерные банки, много банок, зная, что муж принесет опят столько, сколько донесет, так что хватит их на все посты.

– А вот и рыбак рыбы принес, – и потянулась Вера, чтобы приласкать сына, но он отстранился и нахмурился.

– Что ли я маленький…

В ту же минуту один за другим выскочили из горницы братья – началась инспекция рыбы в ведре. А Петруша осадив их, усмехался и в то же время рассказывал как подсек, как еле вытянул – и младшие слушали и восхищались.

А Вера в который уже раз подумала, глядя на них: «Господи, как же хорошо, что их четверо!» Она смотрела на детей, и ей хотелось радоваться вместе с ними, но одолевали тяжесть и тревога.

Внешне Вера очень изменилась за эти десять лет. Резче проявились родовые черты отца и деда. Она окрепла и заматерела так, что иногда казалось даже – огрубела. Когда-то в меру полные ее щеки впали, глаза как будто распахнулись в удивлении, уголки рта устало обвисли. Теперь же, на седьмом месяце, и нос ее как будто распух или отек после простуды – и все старухи говорили ей, что носит она девочку.

Лишь один год в педучилище Вера училась на очном отделении, затем перешла на заочное, и в конце концов, по настоянию отца Михаила, окончила курс с годичным перерывом.

Уже тогда она поняла, что времена все-таки пришли другие – люди стали меньше бояться. И пример рядом – кладбище: сумела же она организовать сбор денег. Нарезали штакетника метрового, за бесценок приобрели столбы. А пока судилось-рядилось, имели ли право хоронить дедушку в Братовщине (оказалось, что и постановления о закрытии кладбища нет!), выяснилось, что есть другое право – даже закрытое кладбище содержать в порядке. Вот и начали обстраиваться. И ведь так поднялась уходящая Братовщина, что старухи сами и покрасили забор; сами сажали рябинки возле могил – и каждая теперь уповала на то, что будет похоронена в родной земле. И ни о чем другом больше и не мечтали…

А тут подоспела и так называемая приватизация земли. К колхозу Братовщина уже никакого отношения не имела, приватизацию проводили по системе дачных наделов. Земля же внутри железнодорожного кольца пустовала, и в поселковой управе решили не обделять осажденное село: нарезали до пятидесяти соток на двор, если домовладелец прописан в Братовщине. Так и получилось, что Федор с Верой стали обладателями восмидесяти соток заброшенной земли, включая традиционные огороды. И все это было документально оформлено, так что землевладельцы обретали права на независимую от Ведомства жизнь. Понятно, это уже другое время.

В гости, на огонек, как-то зашел Федин школьный товарищ. Он даже и родился не в Братовщине, но здесь доживала свой век его мать. Сам он был женат, дочка трех лет, а жили они в поселковой квартире с родителями жены. Завелись деньги, и Володя Лыков, по прозвищу Лычка, решил провернуть дело: прописаться у матери, получить даровой участок в полгектара под застройку, чтобы затем и перебраться в Братовщину.

– Меня, Федя, даже не «колечко» смущает, – хитровато говорил Лычка. – Я и в поселке возле платформы живу – день и ночь гремит. Беспокоит другое: вымрут старухи и останешься здесь как шакал на хуторе. А потом – ни магазина, ни врача, ни школы, а девку-то мою учить надо будет… Ты-то сам как об этом кумекаешь?