Французские и генералы, и большая часть историков непременно подчеркивали, что Санс хотя и был окружен древней стеной и рвом, но регулярную осаду выдержать не мог. Как писал сам Алликс, город был «открыт со всех сторон». Ж. Перрен описывает готовность (точнее, неготовность) Санса к отражению атак эмоционально и метафорично: весь город, расположенный на правом берегу реки и как бы прикрывающий собой мост через Йонну, представлял собой со всеми фабургами, шестью башнями, девятью воротами и давно не ремонтированными каменными стенами времен Генриха IV легкую добычу для врага. Главная ценность городских укреплений была чисто декоративная — для исторического антуража. С точки же зрения инженерии начала XIX в. это были не латы, а простая рубашка, едва способная остановить кавалерийский отряд
[1051].
Однако Санс все же готовили к приходу неприятеля: перед лицом надвигавшейся опасности горожане могли рассчитывать главным образом на собственные силы
[1052]. Управление городом находилось в руках двух помощников мэра — Сула и Биллебо. Центральную власть представлял супрефект Латур дю Пен. Еще 19 января министр полиции приказал ему срочно принять надлежащие меры по обороне города: он торопил супрефекта построить заградительные палисады на главном городском мосту, отобрать в городскую национальную гвардию людей, способных обращаться с оружием, выставить караулы, чтобы заранее узнать о приближении врага
[1053].
Один из первых исследователей событий 1814 года в этом регионе Антуан Жюль Дюмениль был склонен видеть проблему французов той поры главным образом в снабжении: все сельские коммуны были начеку, из бывших солдат, демобилизованных по ранению, и мужчин старше сорока лет организована национальная гвардия, но вооружена она пиками и плохими ружьями за неимением ничего другого. Боеприпасов не было никаких, за исключением пороха и в небольших количествах свинца. Монтаржи был единственным городом в округе, который охранял отряд линейных войск
[1054]. Выполнены были и предписания относительно наблюдений за врагом. Мэры коммун организовали из добровольцев наблюдательные отряды, которые следили за передвижениями врага и поддерживали связь между населенными пунктами — организовали «эстафеты». Составили списки всех жителей возрастом от 20 до 40 лет, способных носить оружие, а затем и второй список — тех, кому было от 40 до 60. Состоятельные граждане должны были обеспечивать себя оружием сами
[1055].
Особое внимание уделялось состоянию умов, общественному духу. Так, министр полиции Савари приказал еще 23 декабря 1813 г. префекту Йонны Дефермону пристальнейшим образом наблюдать за разнообразными ораторами в масонских обществах, задерживать их печатную продукцию и вообще всякие прокламации. Следовало в этом отношении озадачить командиров жандармерии, мэров и даже кюре, чтобы максимально расширить круг поднадзорных. Самому же префекту следовало в своих заявлениях дать всем понять, что он будет рассматривать как врагов всех тех, кто будет «пугать робкие души» и отговаривать от вооруженного сопротивления. Таковых разрешалось арестовывать, хотя министр и напоминал в конце о необходимости пользоваться такими методами «разумно»
[1056]. Недостаток информации от представителей власти или из официальной прессы порождал многочисленные слухи: население все равно знало, но уже в гипертрофированной форме о приближении войск союзников или их успехах.
Супрефект 26 января, за 4 дня до появления у стен Санса казаков, отправил министру полиции оптимистическое послание, выжимка из которого будет опубликована в Journal de l’Empire. В нем он обещал при приближении врага лично возглавить роту в 300 стрелков, набранную им из горожан: «Наши жители полны рвения»
[1057]. Ж. Перрен, сильно сомневаясь, что состояние духа саннонцев было столь патриотично, как об этом высокопарно повествовал супрефект, в этой связи даже вспомнил поговорку тех времен: «Врет как бюллетень!»
[1058]. Да и сенатор граф Ф.П. Сегюр, назначенный чрезвычайным комиссаром в 18-ю дивизию и побывавший в Сансе с 26 по 28 января, докладывал, что здесь «много печали и страха», совсем нет войск и очень слабая национальная гвардия, намеренная отказаться от защиты города из-за боязни подвергнуть его разграблению. Супрефект же сумел вооружить только 40 лесничих: это его единственный ресурс
[1059]. При таких условиях больших проблем с занятием Санса у казаков не должно было быть.
В самом городе события развивались драматично и стремительно. 30 января, в 8 утра, в Санс пришел один крестьянин из Керизьер, который принес послание от казаков членам муниципалитета. До прибытия из Пон-сюр-Йонна отряда Алликса оставался час, но кто бы тогда мог об этом знать? Те слова, что Платов приготовил для членов муниципалитета, простым горожанам остались неизвестны, но до них все же дошла информация об ожидаемом прибытии к полудню большого отряда казаков. Исполняющему обязанности мэра Сула был передан пакет миролюбивых деклараций, с которым он заперся у себя в кабинете и якобы сжег все бумаги, не читая
[1060]. О прокламациях союзников, переданных в Санс через жителя коммуны Керизьер, упоминал в своих воспоминаниях сам Алликс. Колебания членов муниципалитета были понятны: город оборонять было нечем и некому, супрефекту было самое время собирать бумаги. Но казаки опоздали всего на пару часов: в Санс вошел отряд Алликса.