Ты будешь жить (сборник) - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Герман cтр.№ 26

– Тебе, красавица, что – особое приглашение нужно или ноги от страха отнялись? Девчонка неожиданно с вызовом откидывает одеяло.

– Представь себе, отнялись!

Вместо ног у нее торчат обрубки. Какой-то старик кричит:

– Родимые, да мы же свои, который год здесь мыкаемся. Вера – вообще с прошлой войны сирота, да еще и ноги бомбой оторвало.

Я подхожу и осторожно накрываю ее ноги серым солдатским одеялом, достаю из-под подушки спрятанный пакет. Я – специалист по разминированию, но на фугас это не похоже. Оказалось – краски, обыкновенные акварельные краски. Девчонка смотрит исподлобья:

– Если захочешь забрать, я не отдам.

Омоновец по-крестьянски вздыхает:

– Господь с тобой, дочка. Мы ведь – тоже люди.

Вечером возвращаемся на базу. Нашли несколько снарядов. Этого добра здесь навалом. Задержали несколько мужчин-чеченцев. Одного из них Игорь знает. Что-то спрашивает по-чеченски. Тот не отвечает. Старшина поясняет:

– Это Ширвани Асхабов. Их шестеро братьев, все боевики. Трое от бомбежек в городе погибли, остальные в горы ушли.

Задержанных доставили во временный райотдел милиции. Игорь что-то долго объяснял дежурному. На следующий день я выпросил у старшины два сухих пайка. За коробку конфет взял в санчасти бинты и лекарства. Пришёл во вчерашний подвал. Никто не удивился моему приходу. Люди занимались своими делами. Девочка рисовала, сидя на кровати. С белого листа на меня смотрела старенькая церковь, ее отражение в осенней воде. Я задвинул вещмешок под кровать, присаживаюсь на ее край.

– Как дела, художник?

Девочка улыбнулась бескровными губами:

– Хорошо или почти хорошо. Вот только ноги болят. Представляешь, их уже нет, а они болят.

Мы сидели часа два. Девочка рисовала и рассказывала о себе. История самая обыкновенная, и от этого кажется еще страшней. Мать – чеченка, отец – немец, Рудольф Керн. До войны преподавали в Грозненском нефтяном институте, собирались уезжать в Россию, но не успели. Отец подрабатывал извозом и однажды вечером не вернулся домой. Кто-то позарился на его старенькие «Жигули». В то время в городе часто находили неопознанные трупы. Узнав о гибели отца, заболела мама. Не вставала с постели и однажды, вернувшись домой, девочка не нашла ни квартиры, ни матери. Город почти каждый день бомбили российские самолёты, и вместо дома остались одни развалины.

А потом Вера наступила на забытую кем-то мину. Хорошо, что люди вовремя отнесли ее в госпиталь, где оперировали боевиков. Мина – русская, а спасли жизнь – чеченцы.

Мы долго молчим. Я курю, потом спрашиваю, есть ли у нее какие-нибудь родственники в России. Она отвечает, что в Нальчике живет брат ее отца, но он, кажется, давно собирался уезжать в Германию. Я прощаюсь и собираюсь уходить. Девочка протягивает мне рисунок и говорит:

– Я хочу написать такую картину, чтобы, глядя на нее, каждый человек поверил в себя, в то, что все у него будет хорошо. Без веры человеку жить нельзя.

Девочка смотрит на меня своими большими глазами, и мне кажется, что она знает о жизни гораздо больше меня.

Я собирался навестить Веру на следующий день, но на войне ничего нельзя загадывать. Наш БТР подорвался на фугасе. Механик-водитель и стрелок погибли, а мы с Кирилиным отделались контузией и несколькими осколками. Из Буденовского госпиталя я позвонил корреспонденту НТВ Ольге Кирий и рассказал ей историю о девочке, потерявшей на войне ноги. Ольга согласилась помочь найти ее родных и запустила эту историю в ближайший репортаж. Потом она прислала письмо, в котором сообщила, что Веру из Грозного увез ее дядя…

Я стою у темной витрины и пытаюсь рассмотреть подпись на картине. Вера?..

Как же ты мне сейчас нужна, ВЕРА!

«Дикие гуси» – так в средневековье именовали ирландских солдат, отправлявшихся воевать на чужбине. Российских солдат-контрактников, воевавших в Чечне называют «контрабасами». Наверное потому, что слова «контракт» и «контрабас» cозвучны. Да и Чечня де «юре» пока ещё территория России. Кое-кто пробовал называть контрактников на западный манер – «псами войны» или «дикими гусями». Но это не прижилось. Контрабасы – лучше.

А вот чеченцев называют чехами. Но об этом, думаю, все знают.

В 42-й мотострелковой дивизии, воевавшей в Чечне, солдат-контрактников было около 14-ти тысяч. Возраст в основном от 19-ти до 30-ти, но попадались 35-ти и даже 40-летние. В первую войну в Чечне воевал 694-й мотострелковый батальон, который неофициально называли «Казачий батальон имени Ермолова». Отчаянно сражался, безбашенно. Чехи его реально побаивались. Так там даже 50-летние дядьки встречались.

Когда Путин стал Верховным главнокомандующим, в Чечне стало меньше голодных и запуганных срочников. Воевали уже взрослые мужики, у большинства из которых за спиной была не одна война.

Но, избавившись от одной болячки, военное руководство нажило себе другую. Это только в газете «Красная звезда» контрактников называют профессиональной армией, на самом деле – это стихия.

Их не помордуешь как солдат-срочников, не поморишь голодом.

Зимой 2000-го, на моих глазах, пьяные контрактники подняли c постели военного коменданта Северной зоны безопасности и чудом не набили ему морду за невыплату зарплаты. Я был свидетелем того, как осенью 99-го, перед отправкой в Чечню, солдат-контрактник напрямую спросил генерал-лейтенанта Бабичева, почему туда посылают неподготовленные подразделения? Стоящий рядом комбат, от страха впал в ступор. Мысленно он прощался с должностью и готовился к самому худшему. Хотя, казалось бы, что может быть хуже Чечни?!

Обошлось. Бабичев никого наказывать не стал. Среди генералов тоже ведь есть нормальные мужики. Ну а комбат после того, как мы вошли в Чечню и обустроились, на радостях пил неделю.

Кто шёл в контрактники? Первая и очень немногочисленная категория – вояки. Как говорит Дима Пушкарёв: «Война – она, как наркотик, – затягивает». Сам Пушкарёв срочную служил «за речкой», потом несколько лет в ментовке, из которой его уволили за несдержанность и отмороженность, потом – Чечня. В моей роте есть ещё несколько таких, как он. Для кого война стала профессией. Для тех, кто прошёл Афганистан, Приднестровье, первую чеченскую кампанию. Деньги для них – дело второстепенное. Спустить за отпуск в кабаках тридцать, сорок, пятьдесят тысяч – «Не проблема!» Поехать к морю на такси? – «Легко!»