Ты будешь жить (сборник) - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Герман cтр.№ 24

Это было в Казахстане. Ножи украл с тока мешок пшеницы, даже не украл, а собрал просыпанное. Когда нёс зерно домой, попался на глаза председателю. Тот привёз его в контору, долго ругался, называл чеченским выблюдком. Председатель был здоровый, он глыбой нависал над тщедушным мальчишкой, но когда замахнулся для удара, тот скользнул ему под руку и ударил сапожным ножом в сердце. Председатель был фронтовик и орденоносец, только малолетство спасло Ножи от расстрела. В лагере он научился делать ножи всех форм и конструкций – стреляющие, выкидывающиеся, финки, кинжалы, кортики. Равных ему в этом ремесле не было. Не раскрутили его на новый срок только потому, что он делал ножи для администрации Управления лагерей. Через двенадцать лет он освободился, потом снова сел, потом бежал, сидел, снова освобождался. Когда умерла мама, он добивал семилетку на Урале. Так и не смог её увидеть напоследок, может, поэтому она так часто ему и снится, его мама.

Ножи разлил чифир по кружкам, себе отдельно, солдатам в одну на двоих. Он всегда ел и пил из отдельной посуды. Позавтракали вчерашней кашей. Пока солдаты таскали песок и готовили раствор для бетонирования, он решил сходить в центр села, прикупить сигарет и чая.

Ножи шёл по улицам села, не обращая ни на кого внимания. Местные жители привыкли к нелюдимому старику, считая его слегка помешанным. Подходя к магазину, Ножи заметил, что за ним идёт какая-то женщина. Старик решил, что это местная, которой нужно вскопать огород или сделать какую-то мужскую работу по дому. Выйдя из магазина, он увидел, что женщина ждет его у крыльца. На вид ей было лет сорок – сорок пять, явно не здешняя. Она несмело тронула его за рукав.

– Послушайте, как Вас зовут? – Смутившись от его молчания, торопливо заговорила. – Я ищу своего сына, его зовут Алеша, Алексей Савельев. Говорят, он находится у Вас. – Тут же исправилась. – Работает с Вами, он – солдат.

Ножи молча ждал, смотря на неё бесцветными стариковскими глазами, потом неторопливо повернулся и пошёл к дому шаркающей стариковской походкой. Женщина несмело двинулась следом за ним. Пройдя несколько метров, старик повернулся к ней лицом, и, дождавшись, когда она приблизится, провел ребром ладони по своему заросшему седым волосом горлу.

– За мной не хады, а то смерть…

Увидел её побледневшее лицо и, удовлетворённо усмехнувшись, пошёл дальше.

День прошёл как обычно. Парни работали, иногда покрикивая друг на друга. Вечером приехал Вахид, привез мясо и водку. Приказал Ножи разжечь костёр для мангала и приготовить мясо для шашлыков. Солдатам дали бутылку водки, еду и закрыли в доме, приказав сидеть очень тихо. Чуть позднее на своих «Жигулях» приехал участковый Умар Сатоев. Долго ходил по двору, оценивая кладку, выложенный фундамент, замерял шагами размеры строящегося бассейна – гордость Вахида. Косился на амбарный замок, висящий на двери. После того, как выпили и закусили шашлыком, Вахид, будто между делом, передал капитану конверт с деньгами. Вытирая пот с раскрасневшегося лица, захмелевший Сатоев грозил Вахиду пальцем.

– Я знаю все твои проделки, Вахид, но ты можешь не бояться – пока мы с тобой друзья, тебя никто не тронет. Здесь начальник – я.

Вахид улыбался, подкладывая участковому куски помягче – эта дружба ежемесячно выливалась ему в кругленькую сумму, но иначе было нельзя, игра стоила свеч, участковый действительно закрывал глаза на всё, что делал Вахид. К тому же, благодаря этой дружбе, он знал все, что готовится в местной милиции. Попробовал бы участковый вести себя иначе, его участь уже давно была бы решена. Восток есть Восток, ценность человека и степень почтительности к нему здесь определяются его близостью к власти.

Старик не участвовал в застолье, сидя в уголке, он ворошил угли, переворачивал шашлык, усмехаясь про себя: «Все менты одинаково продажны, что в России, что дома, в Ингушетии».

Проводив изрядно захмелевшего милиционера домой, почти трезвый Вахид подсел к Ножи:

– Ну, рассказывай, старик, как дела. Доволен ли ты жизнью?

Тот смотрел на него равнодушными глазами:

– Хорошая жизнь, хозяин. Курить есть, чай есть, лучше, чем в зоне.

Вахид удовлетворённо кивал головой, потом пьяно икнул:

– Смотри, старик, за этих пацанов ты головой отвечаешь, если они сбегут, нам обоим крышка. Старик хмыкнул:

– А куда они сбегут? Опять в Чечню что ли, так до первого поста, а потом секир-башка.

Вахид удовлетворённо кивнул и, пьяно покачиваясь, пошёл к своей машине.

Через несколько минут взревел двигатель, и он уехал.

Старик лежал на своём топчане, ему не спалось, почему-то вспоминался родительский дом. Небритый, весь в пыли отец, приехавший с поля и подкидывающий его к потолку дома. Ножи вспоминаются мамины руки, вытирающие его слёзы, когда их рыжий пёс Бек приполз домой с выпущенными кишками, кто-то из соседей ударил его вилами. Мама тогда плакала вместе с ним и говорила:

– Тамерлан, ты же – мужчина, ты – чеченец, не смей плакать.

Ножи лежит молча, закрыв глаза, и по его щеке катится слеза. Звенят цикады, головы дурманит запах сирени. Солдаты выпили бутылку водки, хмель не берёт. Они лежат молча, в темноте тлеют огоньки сигарет. Обо всём уже переговорено много дней назад. Кажется, что время остановилось, у них осталось только прошлое, нет настоящего и не будет будущего. Бежать бесполезно, у этих тварей всё схвачено, их будут ловить местные жители и милиция. Если даже не убьют сразу и удастся добраться до России, Валерку ждет трибунал за самовольное оставление части, Алексея ждет Чечня, опять война, вши, кровь, грязь. Очень хочется оказаться дома, но еще больше хочется жить.

Утром Ножи был мрачнее обычного, он яростно месил лопатой раствор, ворча и матерясь на солдат. Старик ругал их за неповоротливость, неумение работать, за молодость и за желание жить. Два дня он не ходил в магазин, по вечерам закрывал солдат под замок и долго сидел у тлеющего костерка, молча куря и глядя на угасающие угли.

Через несколько дней старик опять пошёл к магазину. Женщина ожидала его у крыльца. Не обращая на неё никакого внимания, он купил сигареты, спустился с крыльца и присел на корточки в зарослях сирени, зная, что она смотрит ему в спину. Некоторое время спустя, забелело её платье, и прерывисто дыша, она остановилась рядом. Старик молча курил, медленно и нехотя выпуская дым. Казалось, что мысли его, подобно сигаретному дыму, улетают куда-то далеко от этого места.

– Письмо давай, – сказал он хрипло. Женщина торопливо достала из выреза платья в несколько раз сложенный лист бумаги. Ножи небрежно сунул его в карман рубашки.

– Ответ не жди, уезжай отсюда, сегодня, – сказал он.

У женщины на глазах заблестели слёзы; опережая дальнейшие вопросы, он повернулся спиной и пошёл прочь.

День тянулся медленно, закончив работу, солдаты убрали инструмент, потом поужинали. Когда Валера ушел в дом, Ножи передал Алексею письмо, после этого закрыл дверь на замок. Всю ночь в доме стояла тишина, хотя солдаты не спали. Из-за закрытых окон выбивался свет лампочки. Старик неторопливо достал из под кровати большую клетчатую сумку, сложил туда бельё, хлеб, купленные сегодня чай и табак. Посидев перед сном у костра, он пошёл спать. Спал он удивительно хорошо, снились ему кони, бредущие по росному лугу, мамина прохладная ладонь, лежащая у него на лбу.