В чем был секрет этих женщин? Ответ Павел нашел не скоро и даже не в течение нескольких лет. Только после того, как ему довелось поработать в нескольких учебных заведениях, после того, как он исколесил полстраны и познакомился со многими коллективами, он понял, что секрет несиловой педагогики в Брусничненской восьмилетке и во многих других негромких и незнаменитых учебных заведениях – в особой энергии, которая излучается людьми и, конечно, учителями, ЭНЕРГИИ ЛЮБВИ.
Но это особая тема.
* * *
Многого я не мог постичь в работе своих коллег, но интуитивно строил свои действия с оглядкой на них. Долгое время, будучи максималистом, придерживался жесткого авторитарного стиля, считая, что требования старшего, особенно учителя, – разумные и целесообразные требования – должны выполняться учениками безоговорочно. Естественно, за жесткими требованиями следовали жесткие решения, которые не могли не привести… к конфликтам.
Однажды такой конфликт возник у меня с учеником седьмого класса Александром Гринбергом. Все началось с того, что во время моего урока сидящий впереди него Петр Хромовских выкрикнул что-то невнятное, после чего Гринберг стал наносить ему удары по голове.
– Гринберг, прекратить! – рявкнул я и быстро подошел к ученику.
В этот момент Гринберг сбоку резко хлестнул кулаком по лицу Хромовских, и у того из носа закапала кровь. Я оторопел: демонстративно, на моих глазах Гринберг напал на своего товарища и избил его.
Неслыханное дело. Публичный вызов, подумал я, и снова крикнул:
– Гринберг, встать!
Ученик нехотя встал рядом с партой. Это был четырнадцатилетний парнишка, высокий, худой и злобно-взвинченный. Волчонок, готовый огрызаться всеми зубами и отбиваться когтями, подумал я.
– За что ты ударил своего товарища?
– Он мне не товарищ.
– Все же почему ты напал на него?
Гринберг молчал.
Ладно, подождем, подумал я и проводил Хромовских в коридор к бачку с холодной водой. Смочил водой свой носовой платок и велел пострадавшему прикладывать холодное к носу.
– За что Гринберг тебя ударил? – спросил я ученика.
Он молчал.
– Какая причина драки?
Хромовских сипел носом, роняя капли крови, но продолжал молчать.
– Ну что ж, пошли в класс.
Мне представлялось, что налицо – беспричинный взрыв злобы и избиение: нападавший – Гринберг, пострадавший – Хромовских. Поэтому агрессор должен быть наказан.
– Вот что, Гринберг, – сказал я, вернувшись в класс. – За вероломное нападение на одноклассника я удаляю тебя с урока и требую, причем категорически требую, явиться в школу с отцом. Явка в любое время.
Гринберг по-прежнему стоял отрешенно, как будто не слыша меня.
– С вещами на выход! – негромко произнес я и приблизился к ученику.
Он, видимо, ожидал от учителя активных действий и обеими руками крепче вцепился в парту. Я (должен же учитель добиваться выполнения своих требований – эта мысль прочно сидела в моей авторитарной голове), чуть поднатужась, поднял подростка вместе с партой. Раздались смешки: до этого я слышал, что многие ребята недолюбливали Александра Гринберга; вероятно, они одобряли мои действия. Гринберг выпустил из рук парту, и я выставил его за дверь.
Класс молчал, но на душе у меня было скверно…
Гринберг не появился на моих занятиях ни завтра, ни послезавтра. Ни с отцом, ни без него.
Что-то тут не так, думал я постфактум. На сердце скребли кошки. Что-то не так. Но что? Как это узнать?
Во время одного из «окон» нашел я классную руководительницу седьмого класса, Людмилу Федоровну, учительницу словесности, и откровенно рассказал ей о происшествии и о своих тревожных предположениях. Пожилая женщина каким-то особенно внимательным, изучающим взглядом просветила меня как рентгеном и с мягкой улыбкой спросила:
– Вы, Павел Васильевич, по-прежнему считаете, что в инциденте между учениками виноват Гринберг?
– Да, – ответил я довольно твердо.
– В таком случае наберитесь терпения и послушайте, что стало известно мне по этому поводу. О самом факте драки между Сашей и Петей и принятых вами лично мерах по удалению Саши мне стало известно через полчаса после случившегося. Но стычка между мальчишками – это только видимая, публичная часть их поступка, а существовала и другая, никому не видимая причина. Саша, конечно, – мальчик озлобленный и агрессивный. Но я знаю его давно, он не станет драться по пустякам. Вчера мне с трудом удалось установить истинную причину. Но прошу вас, Павел Васильевич, это должно оставаться строго между нами. Ни одна живая душа не должна знать то, что я вам расскажу. Обещаете?
Пораженный тем, с каким тактом, мудростью и деликатностью подошла к, казалось бы, не такой уж сложной проблеме пожилая учительница, я горячо пообещал хранить молчание и впредь действовать только по правилу «не навреди».
– Это хорошо, что вы придерживаетесь правила Гиппократа, – заметила Людмила Федоровна. – У Саши нет родного отца. Он живет с матерью и отчимом лет с пяти. Отчим много пьет, а по пьянке часто бьет мать и пасынка. Мать привыкла, а у Саши с детства – недержание мочи. Энурез. Он писает под себя. Мать пробовала лечить, возила в город, но пока безрезультатно. В последний год Саша сильно изменился, возмужал, голос огрубел, ну, вы понимаете: он начал вступать в пору половой зрелости. Стал чаще вступаться за мать, но, главное, стал проявлять повышенное внимание к одной из девочек своего класса, к Лиде Грединой. Он стал провожать ее в школу и из школы. Самое любопытное, что Лида не просто позволяет Саше ухаживать за собой; она по секрету сказала мне, что он ей нравится. И все было бы хорошо, если бы не Петя Хромовских, с которым Саша не только живет по соседству, но и дружит с детского садика. Все Сашины секреты Пете, конечно, известны. Но беда в том, что Петя тоже пытался ухаживать за Лидой; в прошлом году их часто видели вместе и они, как принято выражаться, дружили. Лида, к сожалению, оказалась глупее, чем положено быть девочке в четырнадцать лет: с недавних пор она открыто стала пренебрегать Петей и оказывать знаки внимания его бывшему другу. Петя, вероятно, не выдержал и в день инцидента, когда он увидел, как Лида подошла на перемене к Саше и стала что-то шептать ему на ухо, он подкрался к ним сзади и громко крикнул: «Что, теперь ты с сыкуном шепчешься?» Это многие слышали. Гринберг, не раздумывая, стукнул приятеля по затылку, но тот снова крикнул: «Сыкун!» и убежал. Когда начался ваш урок, Павел Васильевич, оба подростка уже еле сдерживали страсти. И когда Хромовских снова выкрикнул свое оскорбительное слово, Гринберг ударил его и разбил нос.
– Что же теперь делать? – растерянно спросил я.
– Давайте думать.
– Ясно, что отчима вызывать в школу не следует, да и мать – тоже. Эта мера только ухудшит дело.