– Не позволяй, чтобы муж утаивал от тебя денежки.
Наконец появились родители: отец и мать жениха и мать невесты, которая приехала из Куйтунского района. Отец держал в руках икону Божьей Матери и Младенца. Жених и невеста встали перед иконой на колени, поклялись в вечной любви и верности друг другу и получили родительское благословение.
– А теперь, гости дорогие, – прозвучал долгожданный призыв, – просим всех за стол.
Дальше был пир, какой обычно бывает на любой русской свадьбе. За исключением, пожалуй, одного обстоятельства: мне, человеку южных кровей, никогда не приходилось выпивать столько водки и самогона за один вечер.
Устроители застолья рассадили гостей по своему произволу, но достаточно рационально: так, чтобы рядом с каждой женщиной был мужчина. Я оказался рядом с Антой. Приборы для пития были расставлены тоже со смыслом: против каждой женщины – стопочка, против каждого мужчины – граненый стакан старого, 250-граммового образца.
Виночерпии, а за столом большинство были специалисты этого дела, быстро раскупоривали поллитровки тулунского «сучка» и разливали. Каждая бутылка точно разливалась на два стакана или пять женских стопочек. Первый тост, за молодых, полагалось выпить стоя и до дна.
Все дружно выпили и принялись за еду. Закусок было вдоволь: и холодец, и салаты, и винегрет, и соленые грибочки и огурчики, и нарезанные свиные окорока, и малосольный хариус, и обольстительные розовые пластинки свежезасоленного тайменя, и моченая брусника. После часового пустого сидения народ проголодался и с аппетитом вкушал всю эту экологически чистую вкуснятину. Но…
– Но между первой рюмкой и второй – перерыв небольшой, – возгласил тамада, все тот же Женя Рядовенко. – Нужно выпить за родителей, которые вырастили жениха и невесту.
И опять заработали шустрые разливальщики, и опять стаканы были наполнены «сучком» доверху. И опять надо было выпить стоя и до дна. Я еле одолел полстакана, но сосед, почтенный старичок, оказывается, зорко следил за мной.
– Так не положено, – заметил он. – Нельзя оставлять зло на дне.
Пришлось допивать, чуть не силой впихивая в глотку тяжелое пойло. Правда, голова после этого стала неожиданно легкой, мысли прозрачными, все предметы доступными, а люди – родными-родными.
Затем был небольшой перерыв с частушками и плясками. Когда заиграли «барыню», я вместе с девушками пошел выделывать коленца, хотя до этого никогда в жизни не плясал.
После этого снова сели за стол, но разливали уже не водку, а самогон. Чтобы показать его высокое качество, несколько капель напитка было налито в тарелку и подожжено:
– Вот – настоящий первач.
И снова – полный стакан…
Потом были веселые игры, могучий рев «Славного моря, священного Байкала» и танцы, танцы, танцы…
Станцевали с Антой два танго, после чего она с Ниной ушла домой, сославшись на усталость: вдвоем они больше суток были на ногах – готовили и обряжали невесту.
А застолье и танцы продолжались всю ночь. В один из моментов в мозгу Павла явственно пропечатались два слова: «Пора уходить». Он каким-то образом оделся и вышел на улицу.
Снег громко скрипел под его ботинками «прощай молодость». Над головой горел на столбе фонарь. Вдалеке на дороге справа тоже горел фонарь; Павел определил примерный курс на дальний фонарь и пошел. Шел, шел – двигался, конечно, на автомате… Долго шел и остановился. Что-то было не так: кругом темно и отчужденно чернел незнакомый лес. На еловых лапах тускло блестел снег… Павел развернулся всем корпусом, не торопясь, ровно на 180 градусов – другой уличный фонарь снова был впереди. Пошел на него. Опять на автомате.
Когда опомнился, снова было темно и рядом – завалы горбыля от пилорамы. Оказалось, он вышел к другому концу поселка… Снова развернулся на 180 градусов и снова впереди забрезжил огонек фонаря. Но был он далеко…
Павел почувствовал, что ноги замерзли, а лицо задеревенело. Он заставил себя сделать несколько подскоков на ногах, потом сделал несколько глубоких наклонов туловища, растер щеки. И снова пошел на фонарь. Вскоре понял, что если будет так болтаться между фонарями, то до своего дома, пожалуй, не дойдет.
Он зашагал энергичным быстрым шагом.
Наконец стало возвращаться сознание. Он свернул от фонаря направо, прошел три квартала, свернул налево, еще прошел и вскоре уже стучал в окно хозяйки гостиницы.
Встревоженная долгим отсутствием негулящего постояльца, Анна Андреевна впустила его в теплое нутро коридора, а потом, сколько ни глядела, не могла понять, почему Павел не входит в свою комнату. Оказалось, он пытался всунуть в замочную скважину солнцезащитные очки. А дверь не открывалась…
Позднее были еще ситуации, связанные с питием «сучка» и самогона, но Павел так и не освоил потребление этих напитков.
* * *
В декабре одна из моих коллег уходила в декрет и меня попросили принять от нее классное руководство в пятом классе. Я, не думая, согласился, полагая, что уж 10 рублей, которые по тарифу платят за эту работу, я как-нибудь оправдаю. Конечно, я ошибался, наивно думая, что между педагогическим трудом и его оплатой существует прямая зависимость. На проведение классных часов и писанину (проверку дневников, заполнение ведомостей успеваемости и тому подобное) уходило от 15 до 20 часов в месяц, однако что касалось так называемой индивидуальной работы с учащимися или внеклассных мероприятий, то эта работа не укладывалась ни в какие временные рамки. Все это выяснилось позднее, а пока, подведя итоги первого полугодия, я вдруг увидел, что положение с учебой у моих «пятышей» хуже некуда: неуспевающих было полкласса. Я крепко задумался. Что-то надо было предпринимать.
В первый же день третьей четверти я оставил весь класс после уроков и сказал примерно следующее: кто получит «двойку» по какому-либо предмету, без всяких разговоров остается после уроков и под моим наблюдением выполняет домашнее задание по этому предмету к следующему разу. Консультировать двоечников буду я сам, мне же они будут показывать свои выполненные работы. Таким способом я предполагал работать на упреждение: ученик, получивший сегодня, например, «двойку» по математике, выучивал материал и решал задачки и примеры к следующему уроку, то есть он шел на следующее занятие, более или менее уверенный, что готов к нему.
Мои намерения выглядели вроде бы убедительно, однако их выполнение оказалось не простым.
На следующий день «двойки» получили полкласса и были оставлены после уроков. Как было условлено, дети приступили к самостоятельному решению задач, примеров и упражнений. После выполнения каждый показывал мне свою письменную работу. Если что-то не получалось, я помогал. Затем они прочитывали и выучивали заданные параграфы устных заданий и сдавали мне своеобразный зачет. Домой к себе я попал в тот день только к 22 часам вечера. Однако не в этом была печаль.