Чайковский. Гений и страдание - читать онлайн книгу. Автор: Зинаида Агеева cтр.№ 23

Начиная с 1885 года Петр Ильич стал подыскивать для себя собственное жилье. Подключил к поискам Алексея и своих приятелей. Но оказалось, что найти его не просто. Петр Ильич хотел, чтобы у него был небольшой дом, с небольшим земельным участком вблизи леса и реки или другого водоема, вблизи железнодорожной станции и недалеко от Москвы.

В 1885 году ему нашли временное жилье в Майданове в двух верстах от города Клина в имении владельцы Надежды Васильевны Новиковой. Место было живописное, но не очень удобное, так как в летнее время было много дачников, которые гуляли по парку, отвлекали его от работы, а недалеко жила хозяйка. Петр Ильич всегда работал в одиночестве, которого здесь не было. К тому же летом долго горел торф, заволакивая окрестности едким дымом. Жил там года полтора. Потом ему нашли одно прекрасное место вблизи Москвы, рядом была река, лес, большой дом и большой земельный участок. Петр Ильич решил его приобрести. Но когда узнал цену, схватился за голову: просили 25 тысяч. А у него таких денег не было. «Мне бы за две тысячи маленький домик с маленьким участком», – объяснил он друзьям. Пришлось опять снимать временное жилье в 12 верстах от Клина в селе Фроловском в имении госпожи Паниной. Там не было дачников, и хозяйка жила в другом месте. При доме был большой сад, рядом роща. Здесь была тишина и условия, более приемлемые для занятия творчеством, за которое он принялся «с азартом». Но здесь он тоже был на положении временного жильца. Прошло еще немало времени, прежде чем Петр Ильич поселился, наконец, в своем доме на окраине Клина. Здесь было все, что он требовал для себя: и лес, и водоем, и железнодорожная станция близко, а в Клину вся инфраструктура – магазины, аптека, почта.

Петр Ильич поселился на втором этаже, его слуга Алексей – на первом. Там же была комната для любимого племянника Боба, две комнаты для гостей. Он часто гулял один в окрестностях своей усадьбы. Увидев его, местная детвора тотчас окружала его, и он одаривал ее всем, что было в его карманах. Но детей становилось с каждым днем все больше и больше, они караулили его выход в надежде получить подарок, так что иногда ему приходилось, когда заканчивались подарки, спасаться бегством. Вместе с Алексеем и его женой он делал запасы на зиму даров природы – готовил квашеную капусту, мариновал грибы, укупоривал в банки клюкву.

В сентябре 1890 года Петр Ильич получил от Надежды Филаретовны последнее письмо, в котором она сообщает, что лишилась многих объектов своей недвижимости, находится на грани разорения и «бюджетную сумму» высылать ему не может. Письмо заканчивалось словами: «Не забывайте и вспоминайте иногда». Это был большой удар по бюджету Петра Ильича, несмотря на то что зарабатывал немало своим творчеством. Его музыкальные произведения становились все более совершенными и более популярными. В январе 1890 года его балет «Спящая красавица» имел громкий успех. В конце того же года после постановки оперы «Пиковая дама» ему преподнесли серебряный венок.

Петр Ильич не хотел прерывать письменных отношений с Надеждой Филаретовной и поддерживает связь через ее секретаря и зятя В.А. Пахульского. 6 июня 1891 года Чайковский пишет ему: «Мне хотелось, мне нужно было, чтобы мои отношения с Надеждой Филаретовной нисколько не изменились вследствие того, что я перестал получать от нее деньги. К сожалению, это оказалось невозможным вследствие очевидного охлаждения Надежды Филаретовны ко мне. Быть может, от того, что я лично никогда не знал Надежды Филаретовны, она представлялась мне идеалом человека, и я не мог представить себе изменчивости в такой полубогине, мне казалось, что скорее земной шар может рассыпаться в мелкие кусочки, чем Надежда Филаретовна сделается в отношении меня другой». Пахульский вернул Чайковскому его письмо и написал, что Надежда Филаретовна не может ему ответить по болезни, но по-прежнему относится к нему с уважением. Так эти два близких по духу человека и не встретились до конца своих дней. Она пережила Чайковского всего на три месяца.

В своем доме на окраине Клина Петр Ильич жил со слугой Алексеем, его женой Катей и маленьким сынишкой Егоркой. Там жил и любимый 22-летний племянник Петра Ильича Давыдов Владимир Львович (Боб). После смерти дяди он в 1898 году вышел в отставку (был военнослужащим) и поселился в Клину.

Из этого дома Петр Ильич отправился в свою роковую поездку в Петербург, где ему суждено было закончить свой жизненный путь.

Все живое на земле имеет свое начало и свой конец. Люди недолговечны, их жизнь коротка, а болезни и несчастные случаи еще больше укорачивают ее. Человек едва успевает приспособиться к жизни, утвердиться в ней, как она обрывается. Таков закон природы, перед которым бессилен человек. Собираясь в Петербург, Чайковский не думал о скорой гибели и в беседе с друзьями заявил, что собирается работать до 56 лет, после чего позволит себе отдых от творческой работы и займется цветоводством. В Петербурге в 1892–1893 годах свирепствовала холера. Осенью 1893 года она пошла на убыль. Но еще уносила человеческие жизни.

6 октября 1893 года к Петру Ильичу в Клин прибыли его друзья Поплавский Юлиан Игнатьевич (1871–1958), виолончелист, которого Чайковский называл «чудесным симпатичным юношей», и Анатолий Андреевич Брандуков (1859–1930), виолончелист, в дальнейшем композитор и дирижер. Поплавский вспоминал позже, что перед отъездом Петр Ильич «был оживленным, радостным». На следующее утро они втроем отправились в Москву, откуда Петр Ильич отбыл в Петербург. Поплавский оставил подробное описание обстановки в доме Чайковского в Клину, при этом отметил, что для человека с мировым именем обстановка была довольно скромной. В двухэтажном деревянном доме было несколько комнат. Спальня и кабинет Петра Ильича находились на втором этаже. В гардеробе среди одежды находилось его пальто, которое «могло смело конкурировать на выставке старых мод» (Поплавский Ю.И.). В библиотечной комнате – ноты, портреты Моцарта, Глинки, Николая Рубинштейна. Книги некоторых зарубежных и отечественных авторов. В нижнем этаже комнаты для гостей, для семьи слуги Алексея с женой и ребенком Егоркой. Комната для любимого племянника Петра Ильича – Давыдова Владимира Львовича (Боба).

7 октября 1893 года Петр Ильич с Брандуковым и Поплавским отправились в Москву. Петр Ильич был веселым, оживленным. Тепло попрощался с Алексеем и его женой Катей, поцеловал своего двухлетнего крестника Егорку. Из Москвы Петр Ильич отправился в свою роковую поездку в Петербург, куда прибыл 10 октября 1893 года. Поселился на съемной квартире брата Модеста и племянника Владимира (Боба). Уже на второй день начались его деловые встречи с издателями, режиссерами и музыкантами. Присутствовал на репетициях 6-й симфонии. Она была исполнена 16 октября (по старому стилю) 1893 года под управлением Петра Ильича. В Петербурге она большого успеха не имела. Через два дня Петр Ильич пишет П.И. Юргенсону: «С этой симфонией происходит что-то странное. Что касается меня самого, то я горжусь ею больше, чем каким-либо другим моим сочинением». Он рассчитывал по возвращении в Москву исполнить ее там под своим управлением.

О прибытии Петра Ильича в Петербург пресса не сообщила: не положено по рангу. В журнале прибытия его фамилию не отметили. После репетиций он помогал брату и племяннику обустраивать квартиру. Вечером 20 октября посетил ресторан Лейнера с друзьями и братом Модестом. Там будто бы выпил стакан холодной воды из-под крана. На следующий день, из воспоминаний брата, выпил некипяченой воды из графина. По музыкальным делам направился к композитору и главному режиссеру Мариинского театра Эдуарду Францевичу Направнику (1839–1916). По пути «почувствовал недомогание и вернулся домой» (В.Э. Направник – сын композитора). Помимо дискомфорта в животе, начался понос, позже присоединилась рвота. Домашние средства эффекта не оказали. Камердинер вызвал из театра Модеста и Боба. Модест сразу же послал за своим приятелем врачом Бертенсоном Василием Бернардовичем. Состояние Чайковского стало быстро ухудшаться. К вечеру появились признаки обезвоживания организма: сухость слизистых, лицо осунулось и потемнело, запали глазные яблоки, голос стал глухим. Обеспокоенный быстрым нарастанием болезненных признаков, Бертенсон вызвал для консультации своего брата Бертенсона Льва Бернардовича (1850–1929), врача терапевта, лейб-медика, и он сразу же поставил диагноз – холера в алгидной стадии (тяжелое состояние с одышкой, понижением температуры и быстрым обезвоживанием организма).