Чайковский. Гений и страдание - читать онлайн книгу. Автор: Зинаида Агеева cтр.№ 20

«Здесь такая полнота счастья, что становится страшно. При созерцании здешних мест не могу удержаться от слез. Это предел мечты, предел моих желаний», – писал он своим близким. Но он едва успевал насладиться этим чудесным местом, как нужно было его освобождать, так как это была чужая собственность. Петру Ильичу особенно нравилось отдыхать в «Сиамаках», в трех верстах от «Браилова». Здесь был очень чистый и, как ему казалось, ароматный воздух, много простора, уютный дом, большой парк с клумбами цветов, пруды с прозрачной водой, много грибов, которые он любил собирать. Он знал грибные места, но никому их не показывал. Любил утренние прогулки, когда воздух был чист и наполнен ароматом сада. Любил слушать пение птиц. «Хандра у меня исчезла от одной обстановки в “Сиамаках”, – писал он Надежде Филаретовне. – Легко и бодро себя чувствую. До чего здесь хорошо: тишина, чистый воздух, уют. Всего много, и желать больше нечего. Собираю грибы, хожу в купальню, я хорошо плаваю. Я свою жизнь здесь сравниваю со сновидением. В душе у меня тихая радость. Это Вам я обязан этими счастливыми минутами».

Петр Ильич любил деревенский простор, любил природу и жил в гармонии с нею, любил наслаждаться ее запахами, слушать ее звуки, изучать ее еще нераскрытые тайны. При созерцании природы, как он говорил своим друзьям, ему казалось, что какая-то «высшая неосязаемая сила» воздействует на его мысли и чувства, заставляет забыть жизненные невзгоды и несовершенства человеческих законов. Любил наблюдать заход солнца: «Он до того божественно хорош, что мне хочется плакать, – писал он в Дневнике. Природу он любил в любое время года, но особенно весну с лучезарными днями, пением птиц, благоуханием цветов и трав. Он любил бродить один «среди степного приволья» и погружаться в мечтания, и сердце его наполнялось счастьем и безмятежностью, а в голове начинали звучать музыкальные ритмы, то нежные и чарующие, то печальные, то бравурные, как марши.

Красоту природы он воспринимал всей своей чувствительной душой, а она дарила ему всё, что имела, – и солнце, и воздух, и зеленые рощи, и раздолье полей. Его стремление к природе никогда не исчезало, но с годами только усиливалось: «Чем ближе к старости, тем больше я хочу быть ближе к природе», – говорил он друзьям. У него были свои особенно любимые им цветы: ландыши, жасмин, сирень, розы, резеда, ночные фиалки, с их неповторимым ароматом. Походы в лес за грибами было его страстью. Особенно он любил белые грибы с упругими шляпками и характерным неповторимым запахом. От них веяло лесной свежестью. В семье его сестры, у которой он жил, грибы были на столе и летом (свежие), и зимой (соленые и маринованные). Петр Ильич любил собирать клюкву. Он осторожно срывал ее ярко-красные гроздья и складывал в лукошко, а вернувшись домой, вместе со своим слугой Алексеем заготавливал ее впрок.

Петр Ильич не любил шумную городскую жизнь: «Дела задерживают меня то в Петербурге, то в Москве, а душа стремится в Каменку, где все дышит спокойствием и теплотой, вся поэзия жизни в деревенской тишине и одиночестве». В Каменке прошла большая часть его сознательной жизни.

Периодически Петр Ильич отдыхал еще в одном имении Надежды Филаретовны – в Плещеево, где было много зеленых насаждений, цветов, садовых деревьев. Жил на полном обеспечении хозяйки, которая держала там пять коров и Петру Ильичу писала, что у нее всегда «свежее сливочное масло и сливки». Иногда ему приходилось по нескольку недель проводить в московском доме Надежды Филаретовны на Рождественском бульваре. Там было 52 комнаты. Чтобы их осмотреть, требовалось несколько часов. Сама она на это время со своими близкими уезжала за границу. Прислуге оставляла записку: «Музыкального сочинителя впустить, проводить по дому, показать комнаты, рояль и орган, подготовить три комнаты во флигеле. Исполнять все его желания, еду подавать по просьбе. Без вызова не входить». Дворецкий Иван Васильев убирал комнаты, подавал еду, водил Петра Ильича в баню. Здесь никто его не беспокоил, так как не знали его местопребывания. В саду цвели розы, росла резеда. Все располагало к полноценному отдыху, он интенсивно работал, в основном после завтрака. Много читал или, как он выражался, «проглатывал» книги, журналы и газеты.

Но даже в «божественной обстановке» в Браилово и Сиамаках по временам ощущал «неопределенное беспокойство»: «Когда смотрю на мирные картины, на ивы, на ласточек, что-то мне говорит о том, что прочной радости нет. Грустно, грустно, смертельно грустно». Спокойнее он чувствовал себя утром, «а вечером нападает тоска на меня, и я готов кричать от ужаса перед жизнью». И в то же время он боялся смерти, одно это слово «вызывало страх и отвращение». Часто писал друзьям о своих страхах, повторяя: «Боюсь, что утром проснусь идиотом, без памяти», тяжело на душе, а от чего, не знаю».

Иногда Петр Ильич отдыхал в имении «Гранкино», «где степная природа и деревенская глушь». Там он провел все лето 1884 года. Друзьям пишет, что он усердно работает, – «пишу сюиты». В 1889 году снял дачный домик в селе Фроловском, писал музыку к балету «Спящая красавица» по одноименной сказке Шарля Перро. Но там не было полной тишины из-за большого числа отдыхающих дачников. К тому же вскоре был вырублен лес, в котором он любил гулять.

После возвращения в Каменку его жилье там казалось убогим и бедным. Каменка ранее принадлежала отцу Льва Васильевича Давыдова, декабристу, сосланному в 1826 году в Сибирь на каторжные работы. Теперь Лев Васильевич был ее владельцем. Жил с женой Александрой Ильиничной (сестра Чайковского) и шестью детьми. С ними жила его престарелая мать Александра Ивановна Давыдова, с которой любил беседовать Петр. Ильич. Она помнила о приезде в Каменку Пушкина по пути в ссылку. Там он писал повесть «Кавказский пленник». Она даже в 80-летнем возрасте была еще бодрой, живой, имела хорошую память. В 1878 году в Каменку привезли двух детей только что умершей старшей сестры Петра Ильича от первого брака отца Зинаиды, остальные трое ее детей остались на попечении других родственников.

Очень тяжелым для Петра Ильича был 1881 год. Его слугу Алексея, как указывалось выше, призвали в армию. Заболела сестра Александра Ильинична. Петр Ильич пишет Надежде Филаретовне: «Этот год тяжелый. Сколько у меня было тревог, волнений и страхов. Я в возмущенном состоянии духа. У сестры нарыв в животе, она слаба. Созывали консилиум, нашли камни в печени и почках, ее посылают на лечение. С кем ехать? Анатолий на службе. У Тани нервное расстройство, Модест с Колей. Один я свободен. Давно я не был так расстроен. Всюду уныние и горе. Злой рок не дает им счастья. В их семье один я здоров. Но с больной душой. О музыкальных делах не могу думать без слез. Я начинаю терять терпение, боюсь сам заболеть. Меня поддерживает только вера в Божье милосердие».

Муж Александры Ильиничны – Лев Васильевич Давыдов занимался разведением сахарной свеклы, что приносило неплохой доход – не менее 100 тысяч рублей в год. Старшая дочь Давыдовых Таня страдала, как указывалось выше, пристрастием к морфию, который вводила себе несколько раз в день. Ее сестра Вера рано вышла замуж, жила отдельно, умерла в 1888 году, остались двое несовершеннолетних детей. Средняя дочь Давыдовых Анна Львовна (1864–1942) по желанию Надежды Филаретовны познакомилась с ее сыном Николаем Карловичем фон Мекк (1863–1929), с которым была помолвлена в 1883 году, обвенчана в 1884 г. После помолвки Надежда Филаретовна пригласила невесту к себе в гости, но боялась, что не понравится ей: «Я не симпатична. У меня нет женственности. Я не умею быть ласковой. У меня головные боли и спазмы в груди, я плохо сплю. Боюсь разочаровать невесту». Но брак оказался счастливым. Молодожены приобрели дом в Москве на Малой Никитской улице. Муж позже был председателем правления Московско-Казанской железной дороги. Первый их сын Андрейка умер в младенчестве, а в 1889 году у них родился второй сын Кирюша. Надежда Филаретовна писала Петру Ильичу: «Коля с Аней живут дружно и поют в унисон».