Чайковский. Гений и страдание - читать онлайн книгу. Автор: Зинаида Агеева cтр.№ 14

Чайковский всю жизнь стремился достичь совершенства в своем музыкальном творчестве, чтобы получить признательность публики. А для этого ему нужно было неустанно работать. «Слава в руках труда», – писал знаменитый итальянский художник и мыслитель Леонардо да Винчи (1452–1519). Чайковский к славе шел через труд. «Какими бы ни были врожденные способности, – писал он, – для плодотворного творчества нужен труд, труд и труд. Меня спасает труд, я лучше себя чувствую во время труда, а если я предаюсь праздности, то меня одолевает тоска и сомнения в способности достичь совершенства».

«Вдохновение рождается из труда и во время труда», – писал в 1940 году журнал «Огонек». Стремление Чайковского к музыкальному творчеству было вполне осознанным, но в то же время направляемое каким-то внутренним побуждением. Многие мелодии возникали у него во время прогулок. Французский писатель и мыслитель Жан Жак Руссо (1712–1778) писал: «Оставаясь в покое, я почти не могу думать, мне необходимо, чтобы тело находилось в движении, тогда и ум начинает двигаться».

Вдохновение было не постоянным, но, по словам Петра Ильича, «всегда была потребность к труду, я могу сочинять музыку в любой обстановке и в любую минуту». Однако когда музыку он писал «по заказу», то ему нужно было «настраивать себя и побеждать лень». Для полноценной творческой работы ему необходимы были тишина и уединение. «В течение нескольких часов я не должен видеть ни одной живой души и знать, что и меня никто не видит и не слышит. Во время сочинения я имею привычку громко петь и даже танцевать, и мысль о том, что меня кто-то увидит и услышит, меня угнетает. Без этих условий я не могу работать спокойно и легко».

Разнообразие тематики не мешало Чайковскому быть неповторимым в каждом жанре. Его воображению не было предела: закончив одно музыкальное произведение, он тут же начинал записывать новую мелодию. Писал сюиты, кантаты, романсы, балетную музыку. Оперы он считал не очень высоким видом музыкального искусства, но писал их часто, так как они предназначались для широкой аудитории. Он больше был склонен к симфониям, хоть они были доступны более узкому кругу слушателей.

На творческое воображение Чайковского действовала благотворно не только красота окружающей природы, но в немалой степени красота и благозвучие стихов. Перечитывая поэтические произведения русского поэта и драматурга Толстого Алексея Константиновича (1817–1875), только что умершего, Чайковский заинтересовался особенно одним из них:

Стихи сильно подействовали на воображение Петра Ильича, и он в 1878 году написал к ним музыку. Романс имел огромный успех. Он пользуется популярностью и в настоящее время.

«В душе художника отражается всё, что он видит и слышит, должна иметь отражение и эпоха», – писал Чайковский. И она получила отражение во многих его музыкальных произведениях. Петр Ильич был восприимчив ко всем звукам окружающего мира, но особенно к музыкальным, которые пробуждали в его душе самые возвышенные чувства. В его музыкальных ритмах было что-то трогательное, задушевное, завораживавшее чувства. Слова со временем забываются, уходят из памяти, и остаются только звуки мелодии, которые тревожат душу, будят «далекие воспоминания о безвозвратно ушедших днях» (Н. Мекк).

Свое вдохновение Чайковский называл «внутренним непоборимым побуждением», музыку – «исповедью души посредством звуков». По его мнению, музыкальные ритмы меняли оттенки в зависимости от его душевного состояния – веселые, ликующие или грустные. «В моих сочинениях выражена вся моя русская душа», – писал он в дневнике. На вдохновение влияла окружающая среда, особенно красота природы, созерцание которой способствовало возникновению мелодий. Звуки внешнего мира – пение птиц, шелест листвы, дуновение ветра, шум морских волн – в его голове превращались в ритмическую музыку. Посторонние явления – внезапные стуки, появление лакея, голоса соседей, стук колес экипажа – прерывали зародившуюся в голове мелодию, и если он не успевал ее записать, то она терялась иногда безвозвратно: «Вдохновение отлетает, и мне приходится его искать подчас тщетно, и тогда на память приходит рассудочная деятельность».

О том, как Петр Ильич понимал свое вдохновение, он написал в письме к Надежде Филаретовне: «При вдохновении главная мысль приходит сама собой, и когда она обретает определенную форму, меня охватывает блаженство, я забываю все и делаюсь точно сумасшедший, всё внутри трепещет и бьется. Едва успеваешь записать одну мысль, как приходит другая, грёзы охватывают душу, и все муки забыты. При внутренней потребности музыки повинуешься внутреннему голосу, и работа идет с непостижимой быстротой. Только в одиночестве и на лоне природы я испытываю минуты настоящего счастья».

Кроме природы на него благотворно действовала похвала, на которую не скупилась Надежда Филаретовна. В каждом письме она писала восторженные отзывы о его творчестве. Если публика холодно принимала его сочинения, то он падал духом: «Мне кажется, моя песенка спета, источник вдохновения иссяк». Когда «Чародейка» (1885–1887) потерпела «фиаско», пресса обрушилась на него со злобой, он спасался от депрессии путешествием за границу. Его оперу «Опричник» (1870–1872) тоже публика приняла холодно, но тогда его упавший дух постаралась развеять Надежда Филаретовна: «За такую музыку можно жизнь отдать. Мне кажется, что Господь Бог создал Вас для того, чтобы людям легче жилось на свете. Вы чистый проповедник. У Вас человек и искусство соединяются прекрасно и гармонично».

Перед каждой постановкой в театре его музыкальных произведений Чайковский сильно волновался: «За несколько дней до представления я нахожусь в тревожном состоянии духа, а в момент представления мое беспокойство достигает крайних размеров и доходит до степени мучительных терзаний». Когда его опера «Орлеанская дева» была холодно воспринята публикой, он за кулисами плакал, как ребенок, и бичевал себя: «Я бездарность, я не буду больше писать опер». Но после даже небольшого успеха его волнения тут же исчезали, и душа наполнялась радостью бытия.

Музыка Чайковского покорила царскую семью. 20 марта 1884 года его пригласили на обед великие князья – Константин Николаевич и его 32-летний сын Константин Константинович. Они выразили свое восхищение его творчеством. А он, смущаясь и теряясь, благодарил их за внимание к нему.

Создавая каждое новое музыкальное произведение, Петр Ильич всегда тревожился о его судьбе, о том, как его воспримет публика. После первого не очень удачного дирижирования в 1868 году, описанного выше, Петр Ильич 18 лет не подходил к пульту. В начале декабря 1886 года заболел главный дирижер Большого театра, и Петру Ильичу пришлось дирижировать самому во время репетиций, а потом и представления оперы «Черевички» (переименованная в 1886 году опера «Кузнец Вакула»). 4 декабря 1886 года он пишет брату Модесту: «Сегодня я на первой оркестровой репетиции дирижировал так, что всех удивил. Много раз я решался бросить дирижирование, но переломил себя, пришел, был восторженно принят музыкантами, сказал довольно смело речь и очень смело стал махать палкой. Теперь я знаю, что могу дирижировать». После этого Петр Ильич стал сам дирижировать оркестром. 26 декабря 1886 года он пишет брату Анатолию: «Я уже семь раз дирижировал на репетициях “Черевичек”, и с каждым разом я становлюсь спокойнее и увереннее. Моя деятельная жизнь повлияла на мое здоровье, ибо все мои болезни как рукой сняло».