Это место уже заняла Ашллин. Работает она споро, возводя не столько дом, сколько укрепленную территорию – нашла плоский участок берега прямо у запруды. Земля здесь достаточно влажная для того, чтобы лепить. Стена, огораживающая ее территорию сзади, каменная, три остальные надо делать из земли. Я подхожу, чтобы помочь ей. Оба мальчика с головой ушли в игру. Когда у нас готовы три стены, Ашллин откидывается назад, садится на пятки и одобрительно кивает. Она принимается собирать веточки с листиками и втыкает их в землю внутри стен. В этом я тоже ей помогаю. Когда ей нравится, как посажены деревца, она приносит куклу и сажает ее внутри. Ее почти не видно из-за листвы.
Брион и Тадг перестают строить свои домики и смотрят на стены, которые построила она.
– Ашллин, – напоминает Брион, – госпожа Кира говорила, что его нельзя пачкать.
– Все хорошо, – шепчу я, не желая мешать Ашллин заниматься своим делом, что бы она ни задумала.
Она приносит Клиэну и сажает ее под стеной, но не внутри, а снаружи. Она двигает головкой и ручками игрушки так же, как в тот день, когда на моих глазах с детьми играл мастер Пэдрейг, а потом говорит голосом Клиэны.
– Волфи! Волфи, где ты? – зовет Клиэна, поднимаясь на ноги.
– Тсс! – отвечает ей Ашллин, уже от себя, берет куклу и смотрит ей в глаза. – Ты же знаешь, что с Волфи нельзя говорить. Он ушел. И мы, Клиэна, больше не произносим его имени.
Клиэна закрывает глаза руками и позволяет себя посадить.
– Нет, он здесь, – горестно возражает она, – точно здесь, я это знаю. За этой самой стеной. Волфи!
– Тсс! – отвечает Ашллин, обнимает Клиэну, прижимает к груди и опускает голову. – Ты же знаешь, Волфи не может выйти. Ему запрещено. До конца жизни.
Я бросаю взгляд на игрушечную стену. Веточки и листики означают здесь маленький лес. Да благословенна будет Дану! Что же я так туго соображаю?
– Ашллин? – тихо говорю я, но она все равно вздрагивает и так быстро поворачивается ко мне, что едва не рушит постройку. – Я могу тебя кое о чем спросить?
Она кивает.
Надо действовать быстро, пока в наш разговор не вмешались мальчики.
– Ашллин, а Волфи – друид?
– Мне не разрешают о нем говорить.
– Хорошо, я не буду тебя больше о нем спрашивать. Но… эта кукла… это же друид, да? Ученик друида в голубой мантии?
– Ага.
– Мне нравится посаженный тобой лес. Он живет там, да? По ту сторону стены? Ему, наверное, там хорошо.
Брион встает, собираясь подойти ближе и посмотреть на постройку Ашллин. Я смотрю ему в глаза, медленно качаю головой, и он садится обратно.
– Ему очень одиноко. И он по ней скучает, – говорит Ашллин и поднимает вверх Клиэну.
– Это легко можно исправить, – говорю я, и ненавижу себя за эти лживые слова.
В реальном мире, где вместо игрушек действуют мужчины и женщины, проблемы решаются далеко не так быстро.
– Клиэна отправилась на поиски приключений. Она очень сильная, может сломать стену и освободить его.
– Но ей туда нельзя.
– Потому что она девочка?
– Она девочка. А ему нельзя выходить.
– Но почему, Ашллин? – осторожно пытаюсь продолжать я.
Ребята вполне могут рассказать об этом разговоре родителям или кому-то еще. Откуда им знать, что это может навлечь на наши с Ашллин головы неприятности?
– Таковы правила. Он не может вернуться.
– Вернуться? – шепчу я. – Куда?
– Домой, – говорит она и вытирает слезу, – вернуться домой. К Клиэне.
– Она его возлюбленная?
– Да нет, глупенькая! Его сестра!
Я теряю дар речи. С этого момента Ашллин наверняка отошла от своей собственной истории и все выдумала. Брат, ставший друидом? Может, она имеет в виду того незаконнорожденного сына, о котором говорил Арку? Разве он еще не слишком молод?
Ашллин плачет. О боги, как же я все это ненавижу. Ребенка, кем бы он ни был, нельзя обременять такой скорбью. И обрекать на будущее, уготованное ей в доме Родана, тоже нельзя.
– Я могу поговорить с Клиэной?
Она протягивает мне игрушку. Я сажаю ее себе на колено, смотрю в глаза:
– А теперь, Клиэна, послушай меня, – говорю я, теперь уже совершенно не заботясь о том, кто меня может услышать, потому что в моей душе кипит злость, причем такая, что я любому готова бросить вызов, будь то регент, Верховный Друид, Верховный Бард или сам гнусный Родан. – Да, я знаю, существуют правила. Но порой эти правила неверные, порой люди от них переживают, чувствуют себя несчастными и одинокими. И когда что-то подобное случается, эти правила надо всего лишь сломать. Тебе надо снести эту стену.
– А нам можно посмотреть?
Тадг теперь стоит рядом со мной, а Брион хоть и не сдвинулся с места, все равно не пропускает ни единой подробности.
– В самом деле? – говорю я голосом Клиэны. – Я могу его выпустить?
– Если он сам хочет оттуда выйти, то да. Разрушь стену. Пусть у него будет выбор.
Я отдаю Клиэну обратно Ашллин. Слышится свист, будто кто-то с шумом втягивает в себя воздух. Со стороны леса налетает порыв ветра и ерошит мои волосы. Слышится журчание воды меж камней; я вижу прозрачные крылышки стрекоз, тронутые ослепительной красотой солнечного света. Игра приобретает древние, торжественные черты, а решение Клиэны, всего лишь мягкой игрушки, – жизненно важное значение. Мне сделать этот выбор не суждено, это может только Ашллин.
Она несколько мгновений сидит неподвижно, на ее щеках блестят слезы. Наконец она тянется вперед и толкает Клиэной земляную стену, которая обваливается и рушится. Волфи на свободе.
– Выходи, Волфи, – говорит девочка, – возвращайся домой.
Она выжидательно смотрит на меня.
– Я могу его взять?
Она кивает. Тадг сидит, скрестив ноги, поглощенный драмой. Я бросаю взгляд на Бриона и улыбаюсь, безмолвно благодаря его за то, что он, когда понадобилось, смог промолчать. Со временем из него вырастет замечательный молодой человек.
Я освобождаю Волфи из заточения. Он кланяется Клиэне и моим голосом говорит:
– Мое почтение.
Когда я старательно пытаюсь его изображать, вся троица детей хохочет.
– Ему бы надо ее обнять, – предлагает Брион.
Нашими с Ашллин стараниями игрушки действительно обнимаются.
– А она должна ему сказать «Добро пожаловать домой», – предлагает Тадг.
– Добро пожаловать домой, Волфи, – повторяет Ашллин, но мимолетной радости в ее голосе больше нет.
Девочке, может, нет еще и семи, но разницу между игрой и жизнью она уже знает.