Женщина во тьме - читать онлайн книгу. Автор: Ванесса Сэвидж cтр.№ 25

– От подруги? – удивляется Миа и отщипывает кусочек бисквита.

– Ну да. Ее зовут Анна. Как-то познакомились в городе. Работает в кафе, иногда встречаемся за чашкой кофе. – Подвигаю к дочери тарелку. – Сегодня нужно доесть. Возьми еще кусочек.

Миа кривится и отрицательно качает головой.

– Как дела в школе?

Дочь смотрит на меня странным пустым взглядом – без тени улыбки, угрюмо, даже как-то враждебно.

– Ты о чем? – голос Миа звучит глухо.

– Подружилась с кем-нибудь? – спрашиваю, и самой становится неловко от такого вопроса.

Можно подумать, что обращаюсь к пятилетнему ребенку.

Она хмурится и, похоже, готова наброситься на меня с оскорблениями. Внезапно лицо дочери озаряется какой-то новой, незнакомой улыбкой.

– Подружилась? Да, подружилась тут с одним. Только пирогом он меня не угощал.

Хочу о многом расспросить дочь, но сдерживаюсь.

– Хорошо, что нашла себе друзей, а то я волновалась.

– Понятно, волновалась. – Миа фыркает и берет из миски яблоко.

– А что в этом удивительного? Я хотела, чтобы в этом городе вам с братом жилось счастливо. Ты хорошо спала? Выглядишь усталой.

Дочь откладывает надкушенный плод.

– Мне все время снятся страшные сны.

Вспоминаю, что этой ночью приснилось мне: чьи-то кости под полом, брызги крови на стенах.

– Все еще снятся? А про что?

Миа пожимает плечами.

– Про этот дом. И про людей, которых здесь убили. Ночью в шуме моря мне слышится какой-то шепот. – Вздрагиваю. Руки дочери тоже покрываются гусиной кожей. – Вчера ночью папа сказал…

– Папа? – вырывается у меня от неожиданности.

Дочь снова берет яблоко, катает его в ладонях.

– Наверное, я кричала во сне, а он услышал и пришел.

– В твою комнату?

– Проверить, все ли в порядке, – говорит девочка, глядя исподлобья. – Сказал, что мы можем поменяться спальнями, потому что у вас не так слышно море.

Однако утром ни о кошмарах дочери, ни об обмене комнатами Патрик даже словом не обмолвился.

– Ну да, можем перебраться в выходные. Слушай, если тебе опять приснится страшный сон, разбуди меня. Договорились? Посидим, выпьем по чашке горячего шоколада. А папа пусть спит.

Миа роняет яблоко, и оно с глухим стуком падает на пол.

– Только, пожалуйста… Забудь про это, – говорит она и, хлопнув дверью, выбегает из кухни.

Выхожу следом и на столике в прихожей вижу ракушку. Такую же, как нашла тогда на крыльце, только меньше, вроде тех, что дети, когда были помладше, собирали на берегу.

Беру ее, чтобы рассмотреть, и вдруг вылезшая наружу красная клешня на тонкой ножке царапает мне руку. Рак-отшельник. Вскрикиваю от неожиданности, и раковина с треском падает на пол.

От прикосновения рачьих конечностей сердце бешено колотится. Рак противнее паука, даже противнее жука, забравшегося однажды мне в туфлю. Вот когда я орала на весь дом.

– Это ты принесла? – спрашиваю я Миа.

– Нет. – Дочь недоуменно пожимает плечами.

Наверное, Джо. Подобрал ракушку, не заметил, что в ней рачок, и принес домой. Утром я видела сына на берегу. Джо разговаривал с каким-то парнем. Они жались друг к другу, спасаясь от холодного ветра.

Отколовшийся кусок раковины обнажил беззащитное тельце членистоногого – и моя старая подруга – вина – снова тут как тут: опять я сломала чью-то жизнь.

* * *

Накрываю стол к ужину и слышу, как хлопает входная дверь. Выглядываю в окно – по улице, по направлению к городу, идет Миа. На ней короткая черная юбка – такой я раньше не видела – и туфли на каблуках. Смотрю на часы – только восемь, но за окном уже темно. Странно: ушла, не поужинав, ничего не сказала.

– Куда это она? – спрашивает Патрик.

– Не знаю. Может, у Миа появился бойфренд, а от нас она скрывает?

Вспоминаю ее полуулыбку, загадочную, словно намек на какой-то секрет.

Патрик отходит от окна.

– Не думаю. Миа нам сказала бы. По крайней мере, мне. Слушай, ужин стынет. Позови Джо.

Стучусь в комнату к сыну – там тишина. Дверь не заперта, так что я толкаю ее и вхожу. Джо, уставившись в потолок, лежит на постели, на полу валяется блокнот для набросков. Он раскрыт, и на развороте вижу мальчика. Похоже, он стоит у края скалы.

– Пора ужинать.

– Не хочу, – бормочет Джо.

Вздыхаю и, собираясь присесть рядом с ним на кровать, под отклеившимся краем обоев – не одного слоя, а всех, накопившихся за годы, – замечаю кусок оштукатуренной поверхности. Закусив губу, поднимаю отставший край. Вместе с бумагой от стены отваливаются и прилипшие к обоям куски штукатурки.

– Повторяешь мою ошибку, – произносит сын.

Стена сырая, в черных пятнах. Под отклеившимся полотном вижу неумелый детский рисунок, вспоминаю самодельную ростовую линейку на стене гостиной и стараюсь прилепить обои обратно.

– Посмотри, там еще кое-что есть.

– Не сейчас, – отвечаю, приглаживая обои.

– Не сейчас? – Сын смеется, не весело, а как-то горько. – Мам, я видел папу… – Джо окликает меня уже в дверях, но тут же умолкает на полуслове.

Я удивленно поднимаю бровь.

– Отец был здесь, в моей комнате. Я пришел, а он смотрел в окно и… Все выглядело как-то странно.

– Странно?

Чувствую, Джо опять колеблется. Мне хочется поднять альбом – кого сын нарисовал на скале? Может быть, себя?

– Мне показалось, что папа плакал.

– Плакал?!

Джо кивает.

– Наверное, я ошибся. Это же отец.

Снова бросаю взгляд на рисунок. Может, на утесе не Джо, а Патрик? Скорее всего, мальчик что-то неправильно понял. Представить плачущего Патрика невозможно.

– Ты мне не веришь? – спрашивает сын.

– Нет, просто Патрик… С чего бы ему плакать?

Джо качает головой.

– По-твоему, это «жизнь с чистого листа»? Такая жизнь – дерьмо. Стало только хуже. И все твои разговоры о том, как преобразится дом… Этого не будет никогда. – Джо поднимает с пола альбом и прячет под подушку. – Мам, пожалуйста, иди ужинать.

У меня перехватывает дыхание. И раньше случалось, что сын впадал в мрачность, становился замкнутым и отчужденным. Зная историю его родной матери, я очень боюсь за мальчика.

– Джо…

– Говорю тебе: уходи!

* * *

Ты – в костюме с иголочки – выходишь из дому, садишься в сверкающий автомобиль, рулишь в центр, в свою большую контору. А твоя половина бродит по дому, бесцельно ходит из комнаты в комнату и ничего не делает: в степфордской женушке что-то сломалось.