Месье и мадам Рива - читать онлайн книгу. Автор: Катрин Лове cтр.№ 30

И для тебя это гарантия?

RE: а что еще нужно

Многое.

RE: ты раздражаешь

А ты меня беспокоишь, дорогая.

RE:>((

Месье и мадам Рива очень огорчились, узнав о том, что молодой человек, впавший в кому, не очнулся. В феврале я отправила им по почте короткое письмо, в котором рассказала о смерти Алексиса. Я была удивлена, получив подробный ответ. Более всего меня поразило то, как письмо было построено. Абзацы Эрмины чередовались с абзацами Жюста. Различная интонация, разный нажим ручки на бумаге — все это свидетельствовало о том, что супруги Рива посвятили письму несколько дней, а может, и целую неделю. Старики делились со мной своими мыслями и догадками, рассказывали о делах и событиях, отметивших эти зимние дни, озаренные мягким светом. Именно со света Рива и начал, написав, что с тех пор, как у меня случилась беда, у них в доме постоянно горит белая, новая, очень красивая свеча. И еще: за несколько минут до того, как почтальон принес известие о смерти Алексиса, на карниз за окном села малиновка. Удивительно, ведь обычно эти птицы улетают до прихода зимы. Может, эта малиновка отбилась от стаи, а может, это был брошенный птенец. В любом случае не стоит беспокоиться. Жюст лишь надеялся, что зажженная свеча и малиновка, склевавшая с карниза крошки, меня немного порадуют. Он знал, что ненавязчивое проявление внимания помогает, когда человек вот-вот готов заплакать. Дальше в письме Эрмина объясняла мне, что занята переливанием меда в маленькие горшочки. Операция требовала сноровки. Мед получился превосходный, карамельный, словно закат в октябре. Она, конечно, даст мне попробовать или отправит горшочек почтой. Эрмина надеялась, что мне удалось провести с Алексисом немного времени, прежде чем он ушел, ведь теплая рука, которую мы держим, остается в наших воспоминаниях и позже; закрыв глаза, мы можем почувствовать эту руку и представить себе человека. Еще недавно приключились такие ночные заморозки, что Жюсту пришлось сделать себе подметки с шипами. Давно уже такого не было. Жюст даже забыл, куда положил шпоры для защиты от ледяных дорог. В этом же письме месье и мадам Рива говорили, что не до конца пока отказались от идеи отправиться летом в Румынию. Конечно, план безумный, учитывая их возраст, но что поделать, если хочется! На самом деле все зависит от времени, от отпущенных им дней. От дней, да, от дней, больше ни от чего. В любом случае Рива надеются вскоре меня снова увидеть. Они ждут меня, как только у меня появятся хоть какие-то силы. Они думают обо мне. Они знают, что печаль медленно прокладывает себе дорожку и в конце концов перестает мешать жить. «Боль никогда не уходит, но обретает новые формы, новые оттенки, — написал Жюст Рива, — подобно деревьям, которые меняются каждый сезон, оставаясь при этом собой». Старики советовали мне гулять в любую погоду, хорошо питаться, высыпаться. Иначе все идет наперекосяк. Иначе тело тянет дух к земле и даже ниже. Рива обнимали меня и заверяли, как я им дорога.

Обычно все складывается неправильно. Хотя об этом, конечно, не говорят. Коммерческая версия жизни: что ни делается — все к лучшему, ура, какая удача! В большинстве случаев коммерческая версия не работает. Человек умирает. Если бы болезнь проявила себя на пять с половиной или одиннадцать месяцев позже, пациента можно было бы спасти. Новое лекарство еще официально не одобрили, когда надо было атаковать опухоль или инфекцию. Фиаско с улыбкой удачи. Думать об этом невозможно, и мы не думаем, даже когда узнаём о том, что лекарство наконец одобрено. Мы пропускаем новость, словно ее и не заметили, и начинаем внимательно изучать прогноз погоды. Ведь для умирающего было сделано все что можно, разве нет? Проблема в том, что человеческая жизнь устроена запредельно сложно и хитро.

Теперь, когда Алексис умер, я читаю о том, что в неврологии сделаны значительные открытия. Разумеется, все проблемы не решены, даже и близко не решены. Однако в научных статьях сказано, что проекты по изучению головного мозга продвигаются семимильными шагами и все силы брошены на исследования, потому что стоит нашим нейронам начать отмирать, как — хоп! — глубоко в мозг, в зоны, определенные совсем недавно, крепятся электроды и таким образом применяется мощная терапия. Именно об этом я говорила старшей медсестре, мадам Шпильцейхгаузер, когда без приглашения явилась к ней в кабинет. Это было незадолго до Рождества. Я дважды постучала в дверь, вошла без разрешения и с ходу заявила, что бездействовать в случае с Алексисом просто возмутительно, когда он в распоряжении врачей двадцать четыре часа в сутки, а его только моют да причесывают. Я упомянула об электродах и компьютерах, которые могли бы стимулировать работу мозга. Грубо, хоть и сдавленным голосом я выкрикнула нечто вроде: где эти чертовы электроды, а? Где они? Я гневно спросила, не в каменном ли случайно веке оказалась эта больница, а?

Мадам Шпильцейхгаузер, которая, когда я вошла, рылась в шкафу, закрыла его, хлопнув дверцами. Она приблизилась ко мне, не сводя с меня глаз, и, поскольку она была гораздо выше меня, тщательнее накрашена, да еще и блондинка, я немного смутилась.

Сложно вспомнить подробности разговора. Еще сложнее воспроизвести разговор так, чтобы каждая сторона придерживалась своей роли и не путалась в сценарии. Проблема в том, что рассказчица была не только вовлечена в беседу, но еще и переживала в тот момент сильное эмоциональное потрясение. И тем не менее я попробую.

Анита Шпильцейхгаузер производит впечатление знающей женщины. Что именно ей известно? Неважно. Она просто знает.

Уверена: у родственников, которые приходят навестить больного и хотят задать вопросы о его состоянии, пропадает желание вопрошать, как только они знакомятся со старшей медсестрой. В этой больнице все специально так устроено, что любой жаждущий понять почему и зачем немедленно направляется медперсоналом к госпоже Шпильцейхгаузер. Удобно. Например, если вы задаете вопрос эрготерапевту, который выходит из палаты Алексиса, когда вы входите, то есть вошли в тот день, эрготерапевт ответит, что с господином Бергом все хорошо, да-да, а за дополнительной информацией следует обратиться к мадам Шпильцейхгаузер. Физиотерапевт и нефролог ответят то же. Если бы по коридорам больницы разгуливала гадалка, она бы наверняка присоединилась к хору. Возможно, Анита Ш. хотела стать врачом, нейрохирургом. Возможно, она отказалась от перспективы по каким-то уважительным причинам — нехватка денег, ума, а может, жениху не терпелось, чтобы она поскорее получила диплом медсестры и могла заняться семьей. В любом случае, несмотря на препятствия, Анита устроила свою жизнь. Не знаю, зачем я все это объясняю, когда просто собиралась передать наш разговор. Разговор был напряженным, и по ходу я пыталась выяснить, почему в эпоху высоких технологий и многообещающих междисциплинарных исследований никто не применяет результаты этих самых исследований, дабы вылечить человека, вышедшего из комы и застрявшего в вегетативном состоянии, лопни моя селезенка, почему не стимулируют его нейронную сеть, коли нам из достоверных источников известно, что аксоны способны расти — почти как волосы — и восстанавливать поврежденные связи.