История Рима от основания Города - читать онлайн книгу. Автор: Тит Ливий cтр.№ 41

Затем консулами стали Луций Эмилий и Гай Сервилий [478 г.]. И пока дело ограничивалось только опустошениями, то Фабиев было достаточно не только для защиты их крепостцы, но и на всем пространстве, где этрусские земли прилегают к римским, бродив по тем и другим границам, они защищали все свое и подвергали опасности вражеское. Затем последовал небольшой перерыв в опустошениях; тем временем вейяне, призвав войска из Этрурии, приступили к осаде крепостцы на Кремере, и римские легионы, приведенные консулом Луцием Эмилием, вступили в бой с этрусками; впрочем, вейяне едва имели время построить войско: в первые минуты лихорадочной поспешности, пока под знаменами размещаются ряды войска и резервы, налетавший внезапно с фланга отряд римских всадников не дал возможности не только начать битву, но и устоять на месте. Отброшенные таким образом к Красным Скалам ^[223], где у них был лагерь, они умоляют о мире; но, по врожденному легкомыслию, еще до удаления римского отряда с Кремеры, стали жалеть, что получили его.

50. Опять у вейского народа началась с Фабиями борьба, хотя приготовлений к большой войне не было сделано и дело не ограничивалось уже набегами на поля или внезапными нападениями на грабителей; несколько раз сражались и в чистом поле, со знаменами с обеих сторон. И часто один род римского народа одерживал победу над могущественнейшим по тому времени этрусским городом. Это сперва огорчало и возмущало вейян, затем, сообразно с обстоятельствами, возник план уловить жестокого врага в засады; поэтому им даже приятно было видеть, что от больших успехов у Фабиев увеличивается храбрость. Ввиду этого неоднократно навстречу грабителям, как бы случайно, гнали стада, поселяне оставляли поля пустыми, а вооруженные отряды, которые были посылаемы, чтобы удержать опустошения, бежали чаще от притворного, чем от истинного страха.

И уже Фабии с презрением смотрели на врага, думая, что их непобедимого оружия не может сдержать никакое место и никакое время. Эта самонадеянность увлекла их так далеко, что они побежали за скотом, который увидели далеко от Кремеры за большим полем, хотя тут и там заметны были вооруженные враги. И когда, не замечая того, они проскакали мимо засад, расположенных на самом пути, и, рассыпавшись, ловили разбежавшийся по обыкновению от страха скот, внезапно враги поднимаются из засад и показываются перед ними. Сперва их испугал послышавшийся со всех сторон крик, а затем отовсюду посыпались стрелы. По мере того как этруски сходились, Фабии были окружаемы уже беспрерывной цепью вооруженных, и чем больше враг наступал, тем более и они вынуждаемы были собираться в тесный круг; это делало заметной их малочисленность и многочисленность этрусков, так как число рядов последних вследствие тесноты места увеличилось. Прекратив битву, которая велась равномерно на все стороны, они отступают в одно место; напирая туда телами и оружием и построившись клином, они проложили себе путь. Дорога вела на полого возвышавшийся холм. Здесь только они остановились; затем, получив возможность на возвышенном месте перевести дух, они оправились от страха и даже отразили подступавших; пользуясь удобством места, меньшинство победило бы, если бы посланные в обход горами вейяне не взобрались на вершину холма. Это дало опять перевес врагу. Фабии все до одного были перебиты и крепостца их занята. Согласно засвидетельствовано, что все триста шесть человек погибли и остался один только близкий к совершеннолетию наследник рода Фабиев ^[224], которому суждено было и в мире, и на войне неоднократно помогать римскому народу в критические минуты.

51. Во время этого поражения консулами были уже Гай Гораций и Тит Менений [477 г.]. Последний немедленно был послан против этрусков, возгордившихся победой. Но и тогда дело шло неудачно, и враги заняли Яникул; город, теснимый, кроме войны, дороговизной, был бы осажден – этруски перешли уже Тибр, – если бы консул Гораций не был отозван из земли вольсков. И эта война угрожала самим стенам, так что первая нерешительная битва была у храма Надежды ^[225], вторая – у Коллинских ворот. Хотя здесь на римской стороне был и незначительный перевес, но в этой битве к воинам вернулось прежнее мужество, укрепив их для будущих сражений.

Консулами стали Авл Вергиний и Спурий Сервилий [476 г.]. После поражения, понесенного в ближайшей битве, вейяне воздержались от боя; происходили опустошения и делались нападения на римские поля во все стороны с Яникула, точно из крепости; ни скот, ни поселяне нигде не были в безопасности. Но они были обмануты тем же способом, каким обманули Фабиев. Преследуя скот, разогнанный нарочито повсюду для приманки, они попали в засаду. И насколько число их было больше, настолько сильнее была резня. Возникшее из этого поражения крайнее ожесточение послужило основанием и началом для большего побоища. Ибо, переправившись ночью через Тибр, они бросились штурмовать лагерь консула Сервилия. Прогнанные оттуда с большими потерями, они едва отступили на Яникул. Немедленно консул сам переходит Тибр и укрепляет лагерь под Яникулом. На рассвете следующего дня, ободренный в значительной степени вчерашней удачной битвой и еще более побуждаемый нехваткой хлеба хоть и к рискованному предприятию, да лишь бы оно скоро кончилось, он неосторожно направил войско прямо на Яникул на неприятельский лагерь, был оттуда прогнан с бóльшим позором, чем накануне враги, и спасся сам с войском лишь благодаря прибытию товарища. Попав между двух армий и поворачивая тыл то к одной, то к другой, этруски были совершенно уничтожены. Так, благодаря удачному, но безрассудному предприятию, окончена была вейская война.

52. С водворением мира подешевели съестные припасы в городе: и потому, что был привезен хлеб из Кампании, и потому, что вынуто было все припрятанное, после того как все перестали бояться голода в будущем. Затем обилие и мир снова сделали народ необузданным, и он стал искать прежнего, внутреннего, зла, когда не стало внешнего. Трибуны начали волновать плебеев, прибегая к своей обычной отраве – аграрному законопроекту – и возбуждая не только против всех патрициев, сопротивлявшихся им, но и против отдельных лиц. Предложившие аграрный законопроект Квинт Консидий и Тит Генуций привлекли к суду Тита Менения. В вину ставилась ему потеря крепостцы на Кремере, так как он, будучи консулом, стоял лагерем неподалеку. Это обвинение привело его к гибели, хотя патриции стояли за него не меньше, чем когда-то за Кориолана, и расположение к отцу его Агриппе еще не утратилось. Трибуны, однако, уменьшили наказание: хоть и требовали они казни, по обсуждении приговорили его к уплате двух тысяч медных ассов ^[226]. Но и оно обратилось для него в смертную казнь: говорят, что он не вынес позора и огорчения, заболел и умер.