– Да нет, – говорит Кью. – Прости за то, что скинул на тебя еще одну проблему. У тебя и без меня достаточно поводов для слез. Новые проблемы – последнее, что тебе сейчас нужно.
– Да ладно, старина, – отвечаю я, – скидывай, не стесняйся. На все проблемы места хватит.
– Просто… – говорит Кью, шумно всхлипывая. – Просто я не понимаю, что все это, блин, значит. Живешь, работаешь, умираешь… Ругаешься со старыми друзьями, и на следующий день вы будто снова друг другу чужие… Что Вселенная хочет этим нам сказать?
– Понимаю тебя.
Он делает вид, что поправляет очки, хотя на самом деле я вижу, что он закрывает глаза ладонью.
– И нас ждет то же самое?
– Эй! – резко говорю я. – Ни за что! Даже не думай!
Кью моргает, глядя на ряды личных ящичков, на блестящий линолеум, на двери.
– Я буду скучать по этому адскому дурдому, – говорит Кью. – Моя мама сказала, что сегодня пришел последний конверт.
– У меня тоже последний пришел. Мама сложила все конверты в Большой Мешок.
Кью бросает на меня взгляд:
– Она правда так сделала?
– Конечно.
– И мама Джо тоже так делает?
Я киваю:
– Ну да. Все письма уже в мешке.
– И ты даже не заглядывал.
– Блин, никто ничего не знает!
Кью роняет голову на мое плечо:
– Я люблю тебя, чувак.
– И я тебя люблю, дружище.
– Мне так жаль твоего отца…
Я поднимаю руку, чтобы жестом остановить его.
– Что сказал один пирожок другому, когда гнался за ним?
– Чего?
– Я – с яйцами!
– Что-что?
Я смотрю Кью прямо в глаза:
– Что сказал один пирожок другому, когда гнался за ним?
Он смотрит мне в глаза. Его радужная оболочка такая темная, что сливается со зрачком.
– Я – с яйцами, – повторяю я.
– Пха-ха-ха-ха-ха! – взрывается он. – Опхи-хи-хи-хи!
– Ну ты и ржешь! – говорю я.
* * *
За час до окончания занятий мы с Джо тайком убегаем в древнюю Consta, чтобы выяснить, сколько раз мы успеем поцеловаться до тех пор, пока придет Кью.
– Пойдем в субботу в парк развлечений? – неожиданно предлагаю я. Джо улыбается, но ее ответ не радует. – Не могу. У меня Сборище. Мои брови ползут вверх от удивления. – Да ладно? Она пожимает плечами: – Только Кимы и Чанги.
– Так это правда, – говорю я. – Все выбрали себе сторону. Теперь Джо поднимает брови. – У меня Сборище в воскресенье, – объясняю я. – Будут только Лимы.
– Ого! – с грустью говорит Джо.
– Да к черту их всех, – говорю я и целую мою прекрасную девушку Джо. Но такое чувство, что я поцеловал кусок окорока.
– Что‐то не так? – спрашиваю я.
– Не знаю, – отвечает она.
Я смотрю на нее. Она пальцем рисует на своем бедре круг.
– Вот это мы. И у нас все супер, а за пределами этого круга одно дерьмо. Там все полный отстой. И из‐за этого я чувствую себя грязной и липкой.
– Словно деревья, покрытые липкой смолой, – бормочу я.
– Что?
– Я сказал: «Я тоже».
Я накрываю ладонью нарисованный ею круг, а потом кладу ее ладонь поверх моей.
– Давай с тобой договоримся: это дерьмо нас не касается, – предлагаю я.
– Давай с тобой договоримся: иногда нам придется иметь с ним дело, – отвечает Джо. – Понимаешь, у меня в голове не укладывается, что мой отец самый настоящий wang wang. Мне ужасно стыдно. Его гордыня ломает нам жизнь.
Я поднимаю подлокотник и притягиваю Джо к себе. В открытое окно влетает коричневый лист и падает мне на колени. Его клетки высохли, и он превратился в кружево. Интересно, долго наши родители будут управлять нашими жизнями? Может, до тех пор, пока мы им это не запретим?
Словно услышав мои мысли, Ханна вдруг присылает сообщение на мое обезьянье зеркало. «Можешь взять себе из моей комнаты все что хочешь, – пишет она. – Ты, случайно, мою одежду не начал носить? Шутка так себе, но если хочешь разобраться с гендером, то знай, я тебя во всем поддержу».
А может, наши родители будут вечно управлять нашими жизнями. Даже после смерти. Я мысленно обещаю себе, что в ближайшее время позвоню Ханне.
– Оправьте ваше платье, – раздается голос, – ибо приближается к вам сейчас ваш покорный слуга Кью, и поступь его так легка, что ему завидуют даже невесомые снежинки…
– Спроси его, кто ему нравится, – предлагаю я Джо. – Вдруг застанем врасплох.
Джо высовывается в окно.
– Кто тебе нравится?! – кричит она.
– О, и ответ на эту загадку я прошепчу лишь на смертном одре, – отвечает Кью, не выходя из роли, – с последним вздохом, и ни секундой раньше, придурки.
– Ар-р-р-р, – рычит Джо.
Она перелезает на заднее сиденье, чтобы освободить место для Кью. Мы рассаживаемся таким образом для того, чтобы создать определенную видимость. Мы отправляемся забирать наши Большие Мешки. Сперва мы заезжаем ко мне. Я паркуюсь перед домом. Из окна выглядывает мама, она хмурится, увидев Джо в моей верной Consta, но потом замечает Кью на переднем сиденье, снова начинает улыбаться и машет ему рукой как ни в чем не бывало.
Я вбегаю в дом, хватаю свой Большой Мешок, и мы уезжаем. Потом мы останавливаемся у дома Джо. Ущипнув меня за мочку уха, она вылезает из машины, на долгое мгновенье исчезает в доме, не закрыв за собой входную дверь, а потом снова появляется на крыльце. Дверь уже начинает закрываться за ее спиной, но потом неожиданно останавливается. И снова открывается. На пороге стоит папа Джо. Безукоризненно одетый. Умный. Проницательный. Я вижу, что он что‐то говорит Джо. Та ему отвечает. Он поднимает палец и, глядя прямо на меня, еще что‐то говорит своей дочери. Потом он бросает взгляд на Кью и неестественно радостно машет рукой. Боже, что бы он сделал, если бы в машине были только мы с Джо?
Что‐то промычав в ответ, Джо резко разворачивается – ее волосы разлетаются, и появляется зеленое сияние – и бежит к машине.
– Валим отсюда, – со вздохом говорит Джо.
Мы отъезжаем. Я чувствую на себе взгляд ее отца.
– Ты в порядке? – спрашиваю я.
– Да, но не совсем, – отвечает она.
– Понимаю.
– Наши родители сначала хотели, чтобы мы встречались, а потом резко расхотели, – говорит она Кью. – Вот такое дерьмо. Представляешь?
– Ты знаешь, – отвечает он, – представляю.
Мы подъезжаем к дому Кью. Пока он бежит по длинной дорожке, ведущей к двери его дома, я наклоняюсь назад, чтобы поцеловать Джо. В окне появляется сестра-двойняшка Кью, Эвон. Заметив нас, она закатывает глаза и исчезает.