– Пап, – говорю я, – давай помогу.
– Ты знать, как это делать?
– Это всего лишь швабра, я справлюсь.
Тем не менее он все равно показывает мне, как надо это делать. Он легко держит ручку швабры пальцами и управляется с ней, словно гондольер с веслом. Потом тщательно промывает швабру в ведре на колесиках, отжимает ее и продолжает мыть пол. Он орудует шваброй довольно странно и когда наконец отдает ее мне, я чувствую напряжение в пояснице уже после нескольких движений.
Папа уходит за кассу и садится на высокий стул. Из винтажных часов с радио родом из 1982 года доносятся звуки корейской церковной музыки и слова проповеди. Я не понимаю ни слова. А мытье полов успокаивает!
Динь-дон! Входит белый мужчина с безумной прической. Он одет во все черное, к каждой его руке прикреплены пакеты. Мама с папой рассказывали про него, это единственный белый покупатель в Магазине. Не говоря ни слова, папа хватает две упаковки пива по шесть банок – Porky, самая дешевая марка, – и кладет их в пластиковый пакет, потом в бумажный, потом снова в пластиковый. Покупатель еще не дошел до прилавка, а уже все готово.
– Привет, Фрэнки, – говорит мужчина.
Мне кажется, что он бездомный. Во всяком случае, он выглядит и пахнет как бездомный.
Как и у меня, у моего отца есть английское имя. Он тоже Фрэнк. Фрэнк-старший.
– Чарльз! – приветствует папа покупателя.
Чарльз смотрит на меня полным безумия взглядом.
– Мой сын, – объясняет папа.
– Я тебя видел, – говорит мне этот сумасшедший Чарльз. – Ты в колледже учишься?
– Пока еще нет, – отвечаю я.
Стараюсь говорить нормально, чтобы этому чудику не за что было зацепиться.
– В колледже учат мыть полы?
– Угу, – говорю я.
Чарльз поворачивается к папе:
– Только сотка, извини.
– Нет проблема, – отвечает папа и отсчитывает сдачу.
Чарльз снова смотрит на меня своими сине-белыми глазами.
– Уверен, твои родители на тебе не экономят, – говорит он и, перед тем как выйти за дверь, протягивает мне холодной как лед рукой скрученный в трубочку клочок бумаги.
– Это тебе, раз ты у нас такой умный, – говорит Чарльз и уходит. Динь-дон.
Папа снова отправляет меня за прилавок. Будто боится, что всякие там Чарльзы могут сделать мне какую‐нибудь гадость, если я буду стоять у всех на виду между полками с товаром.
– Очень уникальный человек, – говорит папа. – Миллион долларов иметь, свой дом иметь.
– Что, правда? – спрашиваю я.
Мне хочется посмотреть, что написано на листке, который дал мне Чарльз, мне хочется еще послушать про него, но – динь-дон – входит молодой мужчина, а с ним его жена с маленьким ребенком на руках.
– Пако! – кричит мужчина и машет папе.
Пако – это сокращение от имени Франциско. А Франциско – это Фрэнк по‐испански.
– Луис! – восклицает папа. – Ты уже выйти? Когда тебя выпустить afuera?
[14]
– Вчера, патрон. У меня условно-досрочное.
– Мой поздравления, – говорит папа. – Красивый ребенок, а? Эй, consentida!
[15] ¿Qué es nombre?
[16]
– Вероника, – отвечает женщина.
– В общем, felicitaciones
[17], – говорит папа и принимается щекотать малышку. Женщина поднимает ее повыше, чтобы папе было удобнее.
Мужчина, Луис, кладет на прилавок пиво и подгузники.
– Дай мне сигаретку, братишка.
– Конечно, – говорю я, достаю сигарету из открытой пачки, которая лежит под прилавком, и незаметно передаю ее Луису.
Тот делает вид, что у него зачесался затылок, и закладывает сигарету за ухо. На его плече я вижу плохо набитую татуировку F People. Это название местной банды.
– Это твой сын? – спрашивает Луис.
– Фрэнк, поздороваться, – говорит мне папа.
– Здрасьте, – говорю я, – приятно познакомиться.
– Твой папа – чувак чокнутый, но он твоя семья, – произносит Луис.
Он хочет меня подбодрить, но говорит совершенно ровно. Он рассматривает меня: в каком состоянии моя кожа и мои волосы, какого качества моя одежда, сколько стоят мои часы. Мы с ним из разных миров. Я это чувствую. Его жена сжимает в потной ладони комок купюр и «продуктовых марок». Для семьи Луиса это серьезные деньги, я думаю. Все на свете упирается в деньги. Это я тоже чувствую.
Не самое приятное чувство, кстати.
Я начинаю пробивать покупки, но папа меня останавливает. Он быстро складывает товар в пакет и сует Луису в руки.
– Мой поздравления, – говорит папа.
– Спасибо, Пако. Ты же знаешь, что я тебе все верну.
– Конечно-конечно.
Пара с ребенком уходит. Динь-дон – и в Магазине снова становится тихо. Практически рефлекторно я прикасаюсь к своему лежащему в кармане телефону – Брит, скорее всего, уже вернулась из своей поездки. Мне хочется написать ей: «Когда мы с тобой завтра увидимся?» Но где мы можем встретиться? Наши многообещающие отношения не могут состоять исключительно из тайных встреч в минивэнах и за теплицами.
– Луис вчера выйти, приговор одиннадцать месяцев, – объясняет папа.
– За что?
Папа вытирает лицо тряпкой:
– О, угон автомобиля и непреднамеренный убийство.
– Ого!
– Он выбрасывать белый женщина с водительское сиденье, машина на нее наезжать, она умирать.
– Ничего себе!
– Луис был очень хороший, когда маленький.
– Серьезно? Это когда было?
– Может, когда ему шесть, семь лет. Его папа убежать, может, Аризона, так люди говорить. Нет папа – нет денег. Он идти банда. Мексиканский парень, они только банда и знать.
– Пап, ну не каждый мексиканский подросток идет в банду.
Но папа уже снова в своем собственном мире и бредит наяву:
– Все они только и знать, что банда.
Иногда разговоры с папой заканчиваются вот так. Мне начинает казаться, что я не участвую в диалоге, а присутствую при внутреннем монологе, который произносят вслух. В такие моменты я мысленно пожимаю плечами, замолкаю и жду, когда включится и начнет работать jeong.
Трудно объяснить, что такое jeong. Ну то есть я не большой эксперт по вопросам, связанным с Кореей, но мне кажется, что это слово можно перевести примерно так – «быть близкими людьми» или «относиться с любовью и заботой». Правда, лично я понимаю под этим «просто заткнуться и побыть вместе».