Естественный мотив постоянства
Сторонники теории редукции драйва (см. главу 3) твердо уверены, что все необычное вызывает в нас напряжение, которое мы пытаемся редуцировать (см. J. S. Brown, 1961). Они считают, что новая информация служит источником конфликта, потому что организм не знает, как вести себя в непривычной ситуации. Отсюда следует, что если люди и животные и ищут новизны, то только в целях редукции напряжения. Например, исследовательское поведение крыс, запертых в незнакомом им лабиринте, обусловлено стремлением выйти из ситуации неопределенности (Montgomery & Segall, 1955). Таким образом, согласно теории гомеостазиса, организм ищет постоянства потому, что он стремится избежать вызываемого неопределенностью конфликта. Слабость данной теории состоит в том, что, как мы уже отмечали, в ней не учитывается фактор позитивного наслаждения от восприятия новизны.
Макклелланд, Аткинсон, Кларк и Лоуэлл (McClelland, Atkinson, Clark & Lowell, 1953) попытались устранить этот пробел, постулировав, что небольшие отклонения от привычного хода событий вызывают позитивные эмоции, в то время как резкое рассогласование ожидаемого и реального приводит к негативным переживаниям. Были проведены исследования, результаты которых подтвердили правильность данного предположения. (См., например, рис. 5.2,5.3 и 5.4). Отсюда следует, что люди стараются избегать негативных эмоций, возникающих от существенного расхождения между бывшим и ожидаемым. В общем, они стараются действовать так, чтобы их ожидания подтверждались. Однако каким образом мы можем разграничивать «большие» и «небольшие» отклонения от привычного хода событий? Серьезным ли отклонением будет незначительное опоздание самолета? С «объективной» точки зрения речь идет о небольшом нарушении расписания, в то время как для индивидуума, у которого сорвалась важная встреча, нестыковка окажется значительной. В реальной жизни зачастую приходится анализировать совокупность ожиданий, поэтому практическое применение концепции избегания чрезмерной новизны сопряжено с огромными затруднениями.
Тем не менее результаты нескольких независимых исследований говорят о существовании естественного мотива постоянства. Очевидно, что способность существовать в стабильной, предсказуемой среде обладает громадной адаптивной ценностью. Данный феномен иллюстрирует перцептивное постоянство. Базовые паттерны формы и цвета сохраняют свою специфику, несмотря на существенные изменения в физической стимуляции органов чувств. Рассматривая одного и того же человека вблизи и на значительном расстоянии, мы приписываем ему один и тот же рост, несмотря на различия в образах, «накладывающихся» на сетчатку наших глаз. Джордж Келли (Kelly, 1955) считает, что основная цель человеческой жизни — формирование когнитивных конструктов, которые упорядочивают индивидуальную концепцию жизни и, таким образом, позволяют нам интерпретировать различные события: «Стараясь оптимизировать свою способность к антиципации событий, каждый человек создает себе систему конструктов». Создав личную систему объяснительных конструктов, индивидуум «приспосабливает» к ней все жизненные события. Отметим, что вновь речь идет о тенденции к согласованию событий с ожиданиями и к избеганию «нестыковок» ожидаемого и реального. Хорошей иллюстрацией здесь служит развитие речи в раннем детстве. Ребенок стремится согласовывать свои высказывания с высказываниями взрослых и избегает неудовольствия, возникающего при несоответствии его личного языка с языком взрослых.
На социальном уровне мотив постоянства проявляется как следование социальным нормам. Водители автомобилей научаются тому, что на красный свет им нужно останавливаться, и исполняют данное правило. Мормон знает, что ему нельзя пить спиртное, и отказывается от любых алкогольных напитков. Мы водим свои машины по правой стороне дороги, едим три раза в день, ходим в школу, чистим зубы и делаем тысячи вещей просто потому, что «так надо», просто потому, что этого требует закон сохранения стабильности и предсказуемости среды. Мы формируем множество представлений о сущности вещей и нас самих и действуем в соответствии с этими представлениями. Когда мы не знаем, чего ожидать от ситуации, мы доверяем ожиданиям других людей. В ходе своего хорошо известного эксперимента Аш (Asch, 1951) показал, что если перед испытуемым находятся два явно различающихся по длине отрезка, но трое или четверо других индивидуумов утверждают, что эти отрезки равны, то, скорее всего, этот испытуемый предпочтет согласиться с мнением группы и не поверить своим собственным глазам.
Мотивы такого поведения лежат на поверхности: конформность позволяет нам экономить громадное количество энергии, так как следование общепринятым нормам упорядочивает жизнь и редуцирует напряжение. Силу мотива конформности иллюстрируют впечатляющие результаты хорошо известного исследования Милграма (Milgram, 1963, 1965). Милграм разработал эксперимент, в ходе которого испытуемых побуждали (на вербальном уровне) подвергать других испытуемых мощным ударам электрического тока. Оказалось, что многие люди продолжали мучить жертву, несмотря на то что сила тока достигала опасного уровня, а сама жертва кричала от боли (на самом деле удары током инсценировались — роль «жертвы» играл актер). Люди привыкли выполнять то, что предписывает им власть (в данном случае — экспериментатор). Поэтому они подчинялись преступным приказам, игнорируя страдания «жертвы». Отказавшись выполнять требования власти, они испытали бы сильнейшее страдание, вызванное нарушением основной социальной нормы.
Социальные психологи тщательно исследовали как факторы развития конформности, так и нонконформности. В контексте данной книги нас интересует лишь факт существования такого естественного мотива, который подразумевает получение удовольствия от соответствия наших представлений о себе или о внешних вещах социальной или физической реальности.
Когнитивный диссонанс
Результаты нескольких экспериментов говорят о том, что несоответствие реальных событий когнитивным конструктам субъекта (или когнитивный диссонанс) побуждает людей адаптировать свое поведение к новой когнитивной реальности. В ходе оригинального исследования данного феномена (см. Festinger & Carlsmith, 1959) испытуемые проводили большое количество времени, выполняя скучные и бессмысленные задания. Затем им выплачивали либо $1, либо $20 за то, чтобы они дезинформировали испытуемых «второго потока», сообщив им, что эксперимент был очень интересным. Во второй части исследования каждого из испытуемых просили снова оценить, насколько интересными были выполненные ими задания. Испытуемые, которым заплатили $20, давали эксперименту чуть более благожелательные оценки, нежели испытуемые, вообще не получившие денег. Однако самые позитивные оценки были даны испытуемыми, заработавшими $1. Почему это так? Согласно теории, ложь о сущности выполненных заданий была причиной когнитивного диссонанса, т. е. рассогласования между поведением (в данном случае — сообщением ложной информации) индивидуума и его «Я-образом». Вознаграждение в $20 представлялась испытуемым достаточным оправданием своего поведения, столь далекого от привычных представлений о себе. Поэтому эти испытуемые не испытывали потребности в коррекции своих оценок степени интересности эксперимента. Однако те испытуемые, которым заплатили всего $1 за ложь, сочли, что он совершили нечто такое, что не согласуется с их представлениями о себе как о честных людях. Это привело к когнитивному конфликту (диссонансу), который они разрешили, внушив себе, что на самом деле выполненные ими задания интересные. Таким образом, в своих глазах они уже не были отъявленными лжецами. Результаты эксперимента Фестингера стали причиной проведения множества аналогичных исследований, в ходе которых были получены данные, подтверждающие, что люди регулярно используют разнообразные способы рационализации, позволяющей им «примирить» свое поведение со своим «Я-образом».