Литовское государство. От возникновения в XIII веке до союза с Польшей и образования Речи Посполитой и краха под напором России в XIX веке | Павел Брянцев | страница 110 | LoveRead.ec

Чтобы заставить литовцев соединиться с поляками, согласно желанию сих последних, Сигизмунд-Август несколько раз призывал к себе в замок, где он проживал во время сейма, литовских депутатов и уговаривал их не упорствовать. Но ничто не помогло. Наконец, дело дошло до развязки: наступил воскресный день первой недели Великого поста, это было 27 февраля, литовские депутаты уложили в сундуки и чемоданы свои вещи и на следующий день рано утром уехали из Люблина; своим бегством они ясно показали, что не желают соединения с Польшею.

Поляки сильно были поражены бегством послов литовских и на первых порах их отъезда растерялись и не знали, что делать; потом одумались и приступили к своему королю с требованием, чтобы тот употребил свою власть над литовцами и принудил бы литовских депутатов силою принять унию, а в случае нужды прибегнул бы к оружию: «К этой унии мы не видим иного пути, как употребление верховной власти вашего королевского величества, милостивого государя!» – сказали в заключение польские послы. После отъезда литовских послов, и притом отъезда тайного, Сигизмунд-Август и сам действительно признал необходимым употребить силу против беглецов. Он проникся сознанием, что политическая уния весьма нужна и полезна для обоих государств, и потому всецело стал на сторону поляков. «Я вижу, что сам Бог научает меня, – говорил Август польским сенаторам, – вести дело к тому, чтобы при мне состоялась уния для блага обоих народов, и я ничего не пожалею для того, чтобы довести дело унии до конца, ибо того самого желает сам Бог!» Очевидно, больной и дряблый король воображал, что, навязывая унию Литве, совершает угодное Богу дело. Польские вельможи, с своей стороны, старались уверить Августа в этом и сулили ему за сие на земле вечную и незабвенную память из рода в род, до конца мира, а в загробной жизни бесконечное блаженство! «Ваше величество, милостивый король, если вы соедините Литву с Польшею, то слава о вас пройдет по всему миру и память о великом деле вашем будет жить до тех пор, пока будет хоть один христианин на земле», – сказал один из польских депутатов. Под влиянием такого рода слов и в самом деле воображая, что совершает великое дело, Сигизмунд-Август действительно, после отъезда литовских послов, начал энергично действовать в пользу поляков. Прежде всего он издал универсал о присоединении к Польше литовских областей: Подлесья, Волыни, а потом и Киева. Последнюю область поляки сами потребовали у короля присоединить к короне, чтобы «обрезать крылья Литве», как говорили поляки. После этого Сигизмунд-Август потребовал на сейм всех знатных лиц и государственных чиновников из этих трех вновь присоединенных к Польше областей. И когда те приехали, король приказал всем им немедленно присягнуть на унию Польше, в противном случае угрожал лишением должностей и имений. В это же время порешено было, что в случае вооруженного сопротивления литовцев или даже простого упорства их принять унию, привлечь татар на свою сторону и вместе «с посполитым рушеньем» двинуться на Литву. Но до этого дело не дошло. Правда, уехавшие послы, узнавши, что Сигизмунд-Август уступил собственною властию Польше Подлесье, Волынь и Киев, стали было собирать войско против короля и поляков, но потом тоже одумались и порешили лучше послать послов с протестом. Но на протест, само собою разумеется, не обратили никакого внимания, мало того, прибывших послов арестовали и силою заставили присягнуть унии.

Люблинский сейм продолжался пять месяцев и двадцать дней. К концу сеймовых заседаний в Люблин прибыли и все те депутаты Литвы, которые бежали 28 февраля. Из всех заседаний этого сейма самое замечательное было заседание 28 июня 1569 г.

В этот день сеймовые члены собрались на заседание в начале десятого часа, а в десять ровно прибыл король. От лица литовцев выступил с речью жмудский староста Ходкевич. В сильной и трогательной речи он объяснил, как тяжело и больно согласиться литовцам на политическую унию в той форме, в какой желают ее видеть польские паны; затем просил короля и польских панов уступить литовцам хоть что-нибудь, хоть сохранить особую государственную печать на память о Литовском государстве. «Ваше королевское величество и сеймовые члены польской короны! Умоляем вас Богом: не унижайте нас, не делайте нас своими рабами, будьте к нам милостивы и не заставляйте нас вечно плакать; мы теперь доведены до того, что на коленях просим вас об этом!» При сих словах действительно все литовско-русские депутаты с плачем упали на колени, а Ходкевич между тем продолжал: «Именем Бога заклинаем всех вас устроить так, чтобы мы могли сохранить нашу добрую совесть, нашу честь и чтобы всем нам было от этого радостно».

Это сеймовое заседание кончилось поздно вечером: уния была признана, и притом в той форме, в какой желали ее видеть поляки.

29 июня, в день праздника святых апостолов Петра и Павла, в люблинских костелах пели: «Тебе, Бога, хвалим…» – и проповедники призывали с своих кафедр народ благодарить Бога за окончание счастливого события.

1 июля 1569 г. все члены сейма (и поляки, и литовцы с русскими) собрались в залы сеймового дома. В исходе 12-го часа дня Сигизмунд-Август, бледный и изнуренный последними бурными заседаниями, сопровождаемый своею свитою и гнезненским архиепископом, вошел в одну из сеймовых зал, где уже для него было приготовлено особое седалище, а против него стол, на котором разложены были протоколы, необходимые для подписи, и стоял крест с золотым изображением распятого Господа. Когда вошел король и занял свое место, то воцарилась глубокая тишина. Затем началось чтение протоколов и подпись их, а после присяга в верности этой унии. Из литовско-русских депутатов первые присягнули: Константин Константинович Острожский, воевода киевский, князь Александр Чарторыйский, воевода волынский, и Роман Сангушко, воевода брацлавский и винницкий. Последний, целуя золотой крест, поднесенный архиепископом гнезненским, стал на колени и просил короля, чтобы тот положил свою руку на его голову в знак того, что с него, Сангушки, снимается клятва, данная им Августу, как литовскому государю. Король исполнил желание Сангушки: он положил свою руку на его голову и при этом заявил, что прежнюю клятву берет на свою совесть и совесть польских сенаторов. Вслед за вышеозначенными тремя депутатами выступил жмудский депутат Коткович с остальными литовскими депутатами. Коткович, не принося еще присяги, подошел к королю и, упавши пред ним на колени, со слезами на глазах сказал: «Государь! Мы уступаем, но уступаем не декрету какому-нибудь, а единственному вашему соизволению, как исполнителю законов; но, – прибавил Коткович, – больно вспомнить нам о том, что, если наши внуки и правнуки взглянут на это дело не с любовию, а с жалостию и обвинят нас в том, что мы допустили сие порабощение!» Некоторые говорят, что Август на слова Котковича ответил с ирониею: «Неприлично сенатору стоять предо мною на коленях, это следует только делать пред крестом». После этого жмудский депутат встал и вместе с другими присягнул и подписал протоколы.

Таким образом совершилась Люблинская уния. Совершилась она так, как того желали польские паны. Литовские депутаты успели только выговорить себе сохранение титулов и всех почетных и служебных должностей, а также употребление русского языка в делах официальных. С этих пор Литва и Польша, как государства, соединенные в одно, стали называться одним общим именем «Речь Посполитая».