История Балкан. Болгария, Сербия, Греция, Румыния, Турция от становления государства до Первой мировой войны - читать онлайн книгу. Автор: Невилл Форбс cтр.№ 69

История, как правило, повторяется. Так же как в XIV в., так и в XVIII в. провинции империи почти сбросили центральную власть и перешли к самоуправлению и были довольны этим. Месопотамия, Сирия, Египет и Трапезунд признали авантюристов во власти как настоящих независимых правителей. Малую Азию контролировали в основном феодалы, прозываемые деребеями, которые проявляли явное неуважение к имперскому величию. Они происходили от племенных вождей разных областей и привилегированных откупщиков, а зачастую одновременно от тех и других. Вторая половина XVIII столетия была золотой порой феодальных семейств Анатолии, таких как Хапаноглу из Юзгада, которые правили землями от Понта до Киликии у самого основания полуострова Малая Азия; Караманоглу из Магнезии, Бергама и Айдина, которые владели такой же территорией, что и бывшие эмиры эмиратов Карасы и Сарухан, представители больших торговых компаний признавали их в качестве единственных надежных правителей Смирны (Измира). Обширные и богатые области, контролируемые такими семействами, обычно не давали ни одного акче в казну султана и ни одного воина в имперскую армию.

Ни на одной горе в Европе и Азии – а горы возвышаются почти по всей Османской империи, в обеих ее частях, – не были выбиты на скрижалях законы империи. Македония и Албания подчинялись только своим беям, Сербией и Боснией правили аги из янычаров, феодальные беи, и в Румелии был бейлербей, так что этих правителей не сильно интересовало, как идут дела в столице. Султан Мустафа III (правил в 1757–1774) потерял последние остатки уважения у своих подданных, в основном не из-за военных неудач его мятежной армии, а обесценивания звонкой монеты. Он умер полным банкротом, лишившись всякого доверия, не оставив ничего в наследие своему преемнику. Казалось, никому в империи не было до него дела. Как в 1453 г., империя ждала других правителей.

Его ждали тем не менее с тех пор, ждали больше века, и, возможно, это еще не все. Почему тогда все так обманулись в своих ожиданиях не только в империи, но и вне ее? Как могли так явно ошибиться Ш.Л. Монтескье, Э. Бёрк и другие пророки того времени? Было несколько взаимозависимых вопросов, но один – первостепенный. Константинополь уже не был, как в 1453 г., важен сам по себе, для своих ближайших соседей и некоторых торговых республик Италии. Он оказался связан коммерческими интересами с большим кругом стран, в частности с великими торговыми народами Западной Европы, такими как британцы, французы и голландцы. Не чужды ему были и интересы германской и русской наций. Никто из них не мог быть равнодушен к тому, как будут дальше развиваться революционные события. Менее всего упомянутые нации заботило, если революция случится в Азии, но совсем другое дело, если она произойдет в одной из стран-соперниц. Европа уже вынашивала доктрину «баланса сил». Ребенок не родится раньше начала следующего века, но уже можно было предвидеть, что его жизнь будет зависеть от решения европейских держав-родителей не вмешиваться в дела Константинополя, то есть согласиться на продолжение господства османов в империи. Эта доктрина, которой настойчиво придерживалась Европа, стала якорем спасения для Османской империи.

Однако должны были пройти еще 30 лет после воцарения Селима III, прежде чем доктрина была окончательно оформлена. И если бы Россия имела свободу действий, она уже владела бы византийским престолом задолго до 1815 г. Поскольку внутреннее положение в османском государстве было хуже некуда, отказ мятежных янычаров подчиняться привел к еще большему обострению обстановки. Никогда за всю долгую историю мятежей их количество не приближалось к такой высокой отметке, как в 1807–1809 гг. И никогда раньше не было такого безвластия в провинциях. Это было время Джеззара-паши из Акки, Мухаммеда-Али в Египте, Али-паши из Янины в Эпире и Османа Пазвантоглу в Видине. Когда Махмуд II волею судьбы в 1808 г. оказался на престоле, он начал правление, имея не больше морального авторитета, имперского престижа и прав, чем последний греческий император, воцарившийся в 1448 г.

Большая европейская война, однако, которая шла около 20 лет, спасла империю Махмуда II, которую он принял только по названию и теперь должен был вдохнуть в нее жизнь. Каковы бы ни были потери османов от этой войны, несомненно благодаря ей они удержались в Константинополе. Временная потеря Египта и небольшой урон, понесенный Константинополем во время атаки англичан в 1807 г. ^[163], были незначительной ценой за то, чтобы отвлечь внимание России от решения византийского вопроса на иные дела. После повторного нападения великого противника империя получила надежные гарантии, что не будет предоставлена самой себе при решении спорного вопроса. Что бы Наполеон ни намечал и ни подписывал в Тильзите, Франция последовательно противостояла врагам османов вплоть до окончания Наполеоновской эры.

Итак, оказалось, что прошли эти 30 гибельных лет и ожидаемая катастрофа так и не случилась. Османы все еще правили в Константинополе, когда в Вене собрались на тайное совещание ^[164] великие христианские державы, гарантировавшие дальнейшее существование империи османов, просто не приняв ее во внимание, когда устанавливали баланс сил в Европе. Европейская территория империи с ее столицей на ней была важным фактором, который мог серьезно пошатнуть чудесное соглашение, достигнутое в Вене. Отныне если кто-то захочет решить какой-либо вопрос, то его обязательно будут рассматривать все заинтересованные стороны. Должно было пройти еще несколько лет, прежде чем фраза «Поддержание целостности Османской империи» станет паролем европейской дипломатии. Этот принцип стал надежной защитной скалой Османской империи в день рождения доктрины «баланса сил».

Спасенный от гибели, которую ему готовили враги скорее внутренние, чем внешние, Махмуд II, как никто иной, понимал это. Новый правитель османов намеревался отвоевать независимость и возродить достоинство своих предков. Сам по происхождению янычар, Махмуд II замыслил с первого года своего правления избавиться от них, но его слишком поспешная попытка, предпринятая после заключения мира с Россией, позорно провалилась, и он попал в еще большую от них зависимость. Теперь, укрепив свое положение в империи и обеспечив себе поддержку со стороны ведущих представителей всех классов общества, он не только решил вернуться к своему первоначальному плану. Он наметил конкретные шаги по удалению всех возможных препятствий на пути к суверенной власти, которые проявились в последние два столетия, а именно независимое положение феодалов деребеев и своеволие губернаторов провинций.

Возможно, Махмуд II – если только считать его личной инициативой проведение реформ, которые всегда ассоциируются с его именем, – не сознавал, что не было цели более революционной, чем стать хозяином в своем собственном доме, каковыми были его предки. Однако было нечто, что ему наконец-то удалось осуществить и имело более важные и длительные последствия для османского государства. Это было не что иное, как искоренение наиболее византийских черт, сохранявшихся в конституции и в работе правительства. Замена национальными силами наемников-«преторианцев»; замена непосредственным имперским правлением провинциями бывшую до этого власть сеньоров, племенных вождей и безответственных чиновников; замена непосредственными сборщиками налогов откупщиков и замена местных чиновников бюрократическим управлением. Все эти реформы, проведенные Махмудом II, были антивизантийскими. Они не возродили государство османов, но, по крайней мере, было сделано все возможное, чтобы очистить его от первородного греха.