История Балкан. Болгария, Сербия, Греция, Румыния, Турция от становления государства до Первой мировой войны - читать онлайн книгу. Автор: Невилл Форбс cтр.№ 61

Отношение Румынии

Трагическое развитие кризиса летом 1914 г. бросило Румынию в водоворот неожиданных надежд и страхов. Считавшиеся раньше не больше чем утопией устремления стали осязаемой возможностью. Одновременно с этим опасности, казавшиеся такими далекими, придвинулись совсем близко. Такую ситуацию не только невозможно было предвидеть, но и выработать для противостояния ей заранее план. В случае с Румынией ситуация была уникальной из-за множества противоречащих друг другу соображений и внутренних факторов. В условиях стремительно тающего влияния 30 лет квазисоюза с Австрией Румыния еще не привыкла к ее новым взаимоотношениям с Россией. Несмотря на врожденную симпатию к Франции и восхищение ею, румыны не могли не видеть военной мощи Германии. Энтузиазму в отношении Франции и желанию блага Франции было противопоставлено влияние германских финансов. Симпатия к Сербии соседствовала с подозрительным отношением к Болгарии. Народное чувство столкнулось со взглядами короля; и яркий образ «национального принципа» был омрачен тенью России, деспота Ближнего Востока.

Из множества фактов в сложившейся ситуации выделялся один: представилась возможность освободить ту половину румынской нации, которая все еще была под иностранным господством; и в программе одной из сторон конфликта важнейшее место занимал «национальный принцип». Но поскольку в Австро-Венгрии и России среди их подданных было много румын (в России – молдаван), чисто национальная политика была невозможна, и Румыния могла только задумываться над тем, какой вопрос даст ей большее преимущество.

Перед страной было три пути: полный нейтралитет, активное участие в войне на стороне центральных держав (Германии и Австро-Венгрии) или сотрудничество с Тройственным союзом (Антантой). За полный нейтралитет выступали немногие, которые близко принимали к сердцу материальную безопасность страны, а также те, кто считал его неизбежным злом, отдавая себе отчет в том, что совместные действия с державами Центральной Европы не имеют перспектив.

Король Кароль I рассматривал возможность совместных действий с Германией как весьма вероятную, поскольку верил в могущество Германской империи. Более того, он, несомненно, рассматривал возможность возвращения Бессарабии, потерю которой (только южной ее части) особенно обостренно воспринимал. Такая политика встретила бы одобрение многих государственных деятелей Румынии, достаточно назвать самых основных: Стурдзу, в прошлом лидера либеральной партии и премьер-министра; Карпа, некогда председателя консервативной партии и премьер-министра; Майореску, экс-премьера и министра иностранных дел, который председательствовал на Бухарестской конференции 1913 г.; Маргиломана, до недавнего времени возглавлявшего консервативную партию. Стурдза, старый политик, который был одним из основных помощников короля Кароля I в создании современной Румынии и который после многих лет разрыва с активной политикой снова взялся за перо, чтобы высказать слово предупреждения. Карп, аристократ в политике, который отошел от активной общественной деятельности несколько лет назад, всю жизнь с презрением говоривший о «прессе и всей ее деятельности», сам начал издавать ежедневную газету «Молдова», в которой намеревался излагать свои взгляды. Писатели, такие как Раду Росетти, поддерживали дело короля, хотя и не по причинам им высказываемым: у Кароля I была вера в Германию, румыны не доверяли России. Они не видели преимущества в разделе Австро-Венгрии, которая была мощной преградой на пути осуществления планов России на Ближнем Востоке. Они опасались увидеть Россию на Босфоре в ответ на иллюзорную позицию Румынии в устье Дуная. Это не только дешевый водный путь, абсолютно необходимый для объемных грузов, составляющих основной экспорт Румынии, но те же самые продукты: зерно, нефть и древесина образовывали основные статьи экспорта России, которая одним мановением пера могла вычеркнуть Румынию из стран-претендентов, если та не признает ее политического лидерства. Париж и Рим были, без сомнения, любимыми сестрами; но София, Москва и Будапешт были ближайшими соседями, с которыми приходилось считаться.

Те, кто придерживался взглядов, противоположных мнению о правоте дела союзных держав и их окончательной победе, призывали к немедленному вступлению в войну и с этой целью сыграли на двух чувствах, воодушевлявших общественное мнение: заинтересованности в судьбе Трансильвании и симпатиях к Франции. Они утверждали, что, памятуя о невозможности проведения чисто национальной политики, надо отдать себе отчет в существенном различии между Трансильванией и Бессарабией, выраженном в площади этих областей, количестве и качестве населения, так что колебания в этом вопросе неприемлемы. Обретение Трансильвании возможно в случае успеха держав Антанты; в то время как если Россия и потерпит поражение, то вскоре восстановится и вновь отвоюет Бессарабию силой оружия или же очередной конгресс просто подарит ее России, чтобы успокоить ее «чувство уязвленного достоинства». Румыния, став больше по площади и населению, будет иметь лучшие шансы для успешного противостояния любому возможному давлению с севера, и в случае угрозы ее независимости к ней будет привлечено внимание Европы. Румыния не могла забыть, чем она была обязана Франции ^[133]; и если обстоятельства сложились так, что вопрос о Трансильвании стал вопросом, «о котором помнят всегда, но о котором никогда не говорят», значит, долг был большой. Теперь, когда появилась удачная возможность, стала более настоятельной необходимость помочь своим братьям по другую сторону гор. Как торжественно заявил Таке Ионеску, поборник прогрессивных идей в румынской политике, что одновременно это было долгом – бороться за права и цивилизацию. Он и Филипеску, известный представитель консервативной партии, который не переносил саму мысль о том, что над румынами главенствуют недалекие венгры, являлись вождями движения за активное вмешательство в решение вопроса о Трансильвании. Именно в результате деятельности Филипеску под давлением своей партии Маргиломан был вынужден уйти с поста ее председателя из-за своих австрофильских симпатий, что было событием небывалым в румынской политике.

Таковы были две основные точки зрения, между выразителями которых случился конфликт в Королевском совете – временном комитете в составе министров и вождей оппозиции, созванном королем в начале августа 1914 г., когда решался вопрос о нейтралитете Румынии. Значительная роль монарха в румынской политической системе проявила себя еще более явственно в настоящем вопросе благодаря тому факту, что премьер Брэтиану являлся человеком практичным, а либеральный кабинет, который он возглавлял, – одним из самых бесцветных в истории страны. Настолько слабым, что не в состоянии был понять свою слабость; и существовала настоятельная необходимость передать штурвал для управления в руки национального министра. Брэтиану считал, что Румыния была слишком уязвима и в прошлом часто приносилась в жертву другим странам, чтобы теперь решиться на такую авантюру без широких гарантий. Для нее всегда найдется время вступить в игру. Эту политику оппортунизма он смог оправдать очень убедительным аргументом. Все военные поставки для румынской армии полностью шли из арсеналов Германии и Австро-Венгрии. Особенно значительна была роль Круппа. По вполне понятным причинам Румыния больше не могла полагаться на этот источник вооружений. Германия уже начала задерживать выполнение военных контрактов, в том числе и на поставку санитарных материалов, которые были заключены еще до войны. Было еще одно соображение, обязанное характеру румынской внешней политики в прошлом, – не уделялось должного внимания ни обороне Карпат, ни службам обеспечения при ведении боевых действий в горных условиях. С другой стороны, протяженная линия укреплений, идущая от Галаца до Фокшан и далее вдоль Дуная в его низовьях, образовывала мощный бастион, защищавший от удара с севера. Географическое положение Румынии таково, что в случае успешного наступления с территории Венгрии враг достаточно скоро мог выйти к столице и рассечь страну надвое и в итоге полностью парализовать ее управление. Такие аргументы приобрели особенно важное значение в свете провала переговоров с Болгарией, и многими они были выслушаны с благосклонным вниманием в стране, которая управлялась в интересах класса землевладельцев, находившихся в исключительной зависимости от банковского капитала Германии и Австрии.