Дитя да Винчи - читать онлайн книгу. Автор: Гонзаг Сен-Бри cтр.№ 22

В тот день американский дядюшка сказал мне:

— Приходи завтра к обеду, это воскресный день, будет знаменитый кутюрье, мой испанский друг Кристобаль. Несколько дней назад о нем писала «Таймс» как об «одном из самых утонченных испанцев всех времен». В Париже он мой сосед по авеню Марсо, его модельный дом находится на авеню Георга Пятого. — Дядюшка помолчал и добавил: — Ослепительная личность, суровое нутро, артистизм во всем! Человек высокой иерархии, не подпускающий близко. Знаешь, он не верит в вечно «новое» и выстроил свое творчество подобно архитектору: нечто непреклонное, неподвластное времени посреди вечно меняющегося мира моды. Его руки за работой — это надо видеть — исполняют некий танец: там отрежут лишнее, там добавят штришок, от которого все преображается. Маг, чародей! Его конек — фетишизация раздевания. Увидишь сам: его баскскому норову вкупе с испанским характером удалось сочетать сдержанность и вычурность, присущие барочности. При этом пышность в его понимании — это отнюдь не сложность. Гордый теми границами, которые сам для себя установил, он тем не менее располагает всем необходимым, чтобы превратить женщину в богиню. И поверь, женщины от него без ума: и Грейс Монакская, и шахиня Ирана, и герцогиня Виндзорская. А главное — это будет тебе интересно — Кристобаль в совершенстве знает искусство и вообще все относящееся к эпохе Возрождения.

Дядюшка одарил меня лучезарной, по-детски неотразимой и беззащитной улыбкой, и я понял: его вечное желание — сделать так, чтобы всем рядом с ним было весело. Вдруг он стукнул себя по лбу, точно упустил что-то важное.

— Ах ты! Главное-то и забыл: не произноси при нем имя Коко Шанель. Они были большими друзьями, пока не рассорились насмерть. Знаешь, Артур, что придаст особую пикантность завтрашнему обеду? Будут два человека, с которыми меня познакомил сэр Сесил Бетон, английский фотограф. Один из них — Кристобаль, а другой — Энтони, мой друг из Шотландии, которого я считаю лучшим историком искусства на сегодняшний день. Они прибудут в сопровождении очень красивых женщин.

На следующий день я явился в дядюшкин дом в блейзере цвета морской волны, в черном клубном галстуке в крапинку небесного цвета и коротких штанишках из темно-серой фланели. Нужно ли говорить, как я был польщен, что на этом обеде, собравшем взрослых людей, был единственным подростком. Первое, что поразило меня, — красота спутниц двух знаменитостей, мне показалось, они спустились с неба. Одна, судя по всему, модель возглавляемого Кристобалем дома моды, выступала из своего платья, словно из венчика цветка. Другая же обладала такими скульптурными формами, что вводила в замешательство и невольно вызывала желание рассмотреть ее хорошенько. Мне не удалось скрыть, какое впечатление произвела на меня эта прекрасная, как каравелла, женщина.

Дядюшка предупредил меня, что обед будет изысканным. Так оно и вышло — он попросил повара воспроизвести меню, коему был привержен прославленный кутюрье, посещавший «Рампонно», — не просто ресторан, а храм, где поклонялись поджаренной гусиной печенке с виноградом и где в охотничий сезон за посетителей сражались заячьи спинки и вырезка косули. Однако разговор, который завели за столом гости, превзошел все мыслимые гастрономические изыски.

Кутюрье ударился в рассказ о заморских яствах, поступавших в эпоху Возрождения на столы французам, таких, как артишоки, дыня, цветная капуста, латук, свекла, клубника, малина. Шотландский антиквар не остался в долгу и достойно отбил мяч. Зная о пристрастиях Кристобаля к великой испанской школе живописи — Веласкесу, Зурбарану, он поведал собравшимся о Генрихе Навигаторе, португальском правителе, в течение четырех десятков лет снаряжавшем экспедиции с целью достичь Востока морским путем.

— Да, эпоха благоприятствовала навигаторам, — вставил словцо дядюшка, — только что были изобретены астролябия, квадрант, лот и лаг.

— Умнейший был государь, — продолжал шотландец. — Окружил себя людьми различных национальностей — евреями, арабами, генуэзцами, венецианцами и немцами, которым в обмен на сведения об открытых землях оставлял всю выручку от продажи товаров.

Я слушал, открыв рот, ведь речь зашла о великих открытиях, а сам глаз не сводил с двух женщин, сидящих за столом: бледной брюнетки с трепетной шеей и принцессы с бронзовой кожей и чуть раскосыми глазами. Пока я созерцал плавную линию их плеч и чистый рисунок их губ, целый мир входил в меня посредством слуха — мир Возрождения.

Слово взял дядюшка:

— Особенно беспримерно в Возрождении то, какими семимильными шагами, со скоростью открытий развивалось книгопечатание. С его помощью распространялись добрые вести, доставляемые со всех концов света завоевателями и исследователями. С 1477 года в Болонье стали издавать географию Птолемея. Христофор Колумб — один из первых читателей. Юношей он обучился в Генуе тому же ремеслу, что и вы, Кристобаль, ремеслу ткача. У вас и имена совпадают! В таверне, содержателем которой был его отец и куда отовсюду стекались странники, он приобщился к картографии. А попав в плен к варварам, усовершенствовал эту науку, обучившись у похитителей искусству узнавать о мире по пергаменту.

Настал мой черед задать Кристобалю вопрос:

— Какое детское воспоминание самое дорогое для вас?

Он задумался о своем детстве — детстве ребенка с баскского побережья Атлантики, и как мне показалось, весь наполнился океанской силой маленькой рыбацкой деревушки, в которой родился, расположенной недалеко от Сан-Себастьяна, возле франко-испанской границы. Воспоминания нахлынули на него: вздымающиеся пенящиеся валы, портовый шум, запах рыбы, струя за кормой, скалы, маленькая площадь, на которой что ни вечер — праздник под звуки гитары, и церковь, которую он воспринимал как некое личное святилище.

— Корабль, фрегат, подвешенный к своду церкви в Гетарии. Его туда поместили в знак уважения к великому человеку, уроженцу этих мест, непобедимому моряку, первым в мире совершившему кругосветное путешествие: Хуану Себастьяну Эль Кано ^[61]. Вспомнился и праздник в честь Святого Сальвадора, 6 августа, и жители, воспроизводящие сценку возвращения блудного сына, гордого тем, что таскал за бороду Нептуна и испытал на себе ярость всех мировых океанов.

— Для меня Эль Кано несравненно выше Колумба. Они вышли в море из Севильи 20 сентября 1519 года. Обратно вернулись 6 сентября 1522 года. Обошли земной шар. Их целью было доказать: то, наперекор чему они выступили, может быть побеждено, и, глядя на звездчатый свод, на бесконечные голубые морские дали, они всякий раз избегали подвохов стихии. Магеллан, бывший на службе Карла I Испанского, погиб на одном из островов, поверженный индейцами. А Эль Кано, тот, перед кем преклоняюсь я, вернулся живым. Нельзя сказать, что это ему ничего не стоило: в поход отправилось триста шестьдесят восемь человек на пяти кораблях, уцелело только одно судно — «Победа». А из людей выжило восемнадцать человек, они вновь увидели Гетарию, ту самую деревню, откуда я родом.