– А ты умеешь навести лоск, – сказала я, но Юан не отреагировал на мои слова.
Вглядываясь в его лицо, я пыталась распознать, кто или что всецело занимало его мысли. Внутри у меня все сжалось. Я невольно начала припоминать утро в поисках связей между разрозненными событиями и чувствами, пытаясь собрать их в единое целое, словно решая загадку, где требуется соединить точки линиями, чтобы получился рисунок.
Вечером, вернувшись домой после занятия йогой, я застала Юана в гостиной с бокалом вина и телефоном в руке.
– Ты в порядке? – спросила я.
Юан просто сидел, ничего не отвечая, но я видела, что он сильно расстроен. Может, я сделала что-то не так? Как его настроение могло так резко поменяться, ведь днем же все было нормально?
Юан молча отпил еще вина. Я уловила намек: он хотел побыть один, поэтому я просто пошла наверх и посвятила свободное время сборам и приготовлениям к ужину в надежде, что это поможет мне выбросить из головы два последних незаладившихся разговора. Довольно долго пролежав в ванне, я успешно избавилась от остатков воска, а затем, презрев ночной холод, вернулась в нашу спальню, чтобы переодеться в облегающее красно-золотое винтажное платье с завязками на шее и эффектным разрезом сбоку. Я чувствовала себя отлично, словно весь мир лежал у моих ног, когда я снова спустилась вниз, преображенная, с укладкой и макияжем. Стоявший у лестницы Юан меня словно не заметил.
– Как я выгляжу? – спросила я, твердо решив, что, если моего внешнего вида будет недостаточно, чтобы услышать пару комплиментов в свой адрес, я буду действовать более решительно.
Попытка выудить из уст Юана несколько ласковых слов дала совсем не тот результат, на который я рассчитывала. По всей видимости, рыбалка нравилась Юану только тогда, когда речь шла о лососе.
– За то время, которое понадобилось тебе, чтобы собраться, можно было построить целую цивилизацию, – сказал он, хватая пальто.
Пока мы ехали в такси, он угрюмо смотрел в окно, а я вглядывалась в его лицо, пытаясь понять, о чем он думает. Мы еще не успели привыкнуть друг к другу, наши отношения пока не окрепли, в них была какая-то хрупкость. Любая неловкость, любое резкое слово или необъяснимая перемена настроения причиняли мне боль. Мы пошли на большой риск, нырнув в омут с головой и приняв решение жить вместе, и мне хотелось, чтобы все было идеально, но мы до сих пор узнавали друг друга, а тонкая кожица наших отношений еще не успела загрубеть.
Облако паники затуманивало разум. Мысль о том, что Юану со мной плохо, легла на меня тяжелым грузом, угрожая раздавить мой природный оптимизм. Может, он просто не знает, как сказать мне, что он пожалел о решении пригласить меня к себе, и в этом заключается причина его молчания? Я всегда допускала вероятность того, что Юан предпочел бы от меня избавиться, хотя в глубине души думала или, вернее, надеялась, что ему этого никогда не захочется.
Однако как человек, с детства склонный копаться в себе, я привыкла практиковать ментальную йогу. Все, что мне требовалось сейчас, чтобы порвать этот замкнутый круг негативных мыслей, – это выполнить воображаемую «собаку мордой вниз» – взглянуть на ситуацию с обеих сторон. Паника, вызванная настроением Юана, вполне могла быть обусловлена моим повышенным уровнем тревожности. Юан был угрюм и молчалив, но это еще не означало, что он сыт мной по горло и уж тем более что он хочет спровадить меня обратно в Америку. Как я уже успела убедиться, Юан не был похож на Гранта. Он не стал бы говорить, что любит меня, чтобы через секунду со мной расстаться. Да и вообще – вот уж действительно настоящее озарение! – плохое настроение Юана могло не иметь ко мне никакого отношения.
«Перестань строить из себя Эркюля Пуаро и копаться в чужих чувствах, – велела я себе. – Мы двое целыми днями вместе, не даем друг другу ни минуты покоя. Дай бедняге хоть немного личного пространства, возможность думать и чувствовать, не становясь при этом объектом досконального психологического анализа. Если со временем станет ясно, что у вас не сложилось, или он решит, что не любит тебя, значит, так тому и быть. Но это все в будущем. Ты не можешь обезопасить себя наперед – иначе что это за жизнь? Не игнорируй свою интуицию, но старайся принимать то, что он говорит и делает, за чистую монету. Если ты действительно хочешь быть с ним и расти как личность, тебе придется ему доверять».
«Настоящий воин говорит “да”, “да” всему – таков его подход к жизни», – сказал бы Джозеф Кэмпбелл. «Ты – смелая и уверенная в себе женщина, – мысленно твердила я себе. – Вот и веди себя соответственно». Внезапно мне стало легче.
Такси свернуло с главной дороги на темную боковую улочку. Я всматривалась в темноту, силясь что-нибудь разглядеть, и тут в свете фар появилась круто уходящая вверх подъездная дорога, упирающаяся в большие ворота. Наконец мы миновали кованую железную решетку и въехали во двор небольшого каменного замка. На месте потрепанного синего «универсала» мне представилась золоченая карета. Я оказалась в родной стихии и из Джессики превратилась в нечто среднее между феей Морганой, подлетающей к замку Камелот, и Элизабет Беннет, прибывшей на бал в Пемберли.
Большинство девочек в детстве мечтают оказаться на месте Золушки или принцессы из диснеевской сказки, мои же фантазии всегда отличались необычностью – я представляла себя Джейн Эйр, а то и Шерлоком Холмсом. Быть может, не самое привычное сочетание, особенно для девочки, выросшей в Америке, но в конце концов я пришла к выводу, что всему виной киностудия Би-би-си.
Когда мне было шесть и родители спрашивали меня вечером, хочу я, чтобы в кровать меня укладывала мама или папа, я с присущей мне сообразительностью выбирала отца. Он всегда предлагал два варианта: либо поболтать с Крольчихой Кларой, моей обожаемой куклой, которая успела разочароваться в жизни, ратовала за анархию, а еще жаловалась на коммунальные счета и правительство, либо задать отцу один, совершенно любой вопрос о Вселенной.
По средам я всегда выбирала второй вариант, потому что знала: если я задам достаточно сложный вопрос, а вслед за тем подкреплю его несколькими уточняющими «почему?», требующими пространных пояснений, тогда отец рано или поздно уснет в кресле, что уже само по себе было триумфом для шестилетнего ребенка, а в среду вечером было совершенно необходимо.
Так и начинался наш еженедельный ритуал.
– Почему от нас все удаляется? – Я подкладывала под спину подушки, устраиваясь поудобнее.
– Потому что Вселенная расширяется, – отвечал отец, откидываясь в кресле.
– Но как космос может расширяться? – Заинтригованная, я прижимала к груди своего плюшевого слона по имени Чак-Чак.
Отец продолжал рассказывать о том, что у космоса есть особые свойства, и о том, что если посмотреть на световые волны, то можно заметить, как происходит увеличение или уменьшение длины волны, а ее свет становится более красным или синим.
– Но если он расширяется, то куда? – Это засчитывалось за уточняющий вопрос. Обычно к этому моменту сна у меня не было ни в одном глазу, а вот отец с трудом разлеплял отяжелевшие веки.