Три вещи, которые нужно знать о ракетах. Дневник девушки книготорговца - читать онлайн книгу. Автор: Джессика Фокс cтр.№ 40

Повисла неловкая пауза, а вслед за ней мы спешно попрощались. Когда он повесил трубку, у меня внутри все оборвалось. Пора мне было вдолбить в свою упрямую голову, что Юан просто старается быть милым, потому что такой уж он человек. Может, сейчас он и скучает по мне, но долго это не продлится.

Спустившись с холма, на котором располагалась моя квартира, я выехала на забитый бульвар Сансет. Раскалившись на солнце, моя машина еле ползла в бескрайнем транспортном потоке. Вот уж по чему я ни чуточки не соскучилась, так это по лос-анджелесским пробкам. Солнце беспощадно палило в окна, обжигая мои оголенные бледные руки. Ни намека на тень, никакого укрытия.

Наконец пробка слегка рассосалась, и я двинулась вперед. Я выглянула в окно: вместо щиплющих траву галловейских коров на глаза мне попалась группка хипстеров, которые курили травку, перетаптываясь на тротуаре. Очаровательные каменные коттеджи Уигтауна сменились эксцентричными деревянными домиками, облицованными белой штукатуркой, многоквартирными зданиями и парковками, а там, где некогда простирались болота и море, теперь раскинулось море машин и бесконечные автотрассы.

Мой продюсер сидел напротив, и на лице его отражалось разочарование. Он неодобрительно постукивал пальцами по столу. Проходившие в Бостоне съемки моей короткометражки, в которую он вложился, отставали от графика. Мы экспериментировали с новым видом мультипликации, который по задумке должен был представлять собой нечто среднее между кукольной и современной анимацией, – проект многообещающий, но мы не предусмотрели, что период обучения потребует такой скрупулезности и займет столько времени. Моим соавторам пришлось устроиться на работу до тех пор, пока мы не привлечем дополнительные средства.

Мы с продюсером сидели под большим красным зонтом, а перед нами стояли тарелки с недоеденным салатом «Цезарь». Я неохотно сняла солнечные очки и ощутила неловкость за свой внешний вид, мне казалось, что он полностью отражает мое внутреннее смятение. Продюсер не был рассержен, отчего я чувствовала себя еще хуже. Он все твердил, как он обеспокоен, и повторял, что ради моего собственного блага нам следует поторопиться и поскорее закончить съемки.

– Твоя карьера как раз пошла в гору. – Жестом он попросил официанта принести счет. – Не губи ее. Ты слишком талантлива, чтобы выкидывать подобные номера с книжными магазинами и побегами в Шотландию.

– Я никуда не убегала. Я взяла отпуск.

– Не важно. Сейчас самое время, чтобы поднапрячься. – Он заплатил за еду, проигнорировав мои возражения. – Я в тебя верю, ты восхитительный режиссер. Проблема лишь в том, что ты сама в себя не веришь.

Я начала злиться – может быть, потому, что он был прав:

– Я изо всех сил стараюсь сдвинуть дело с мертвой точки.

Он взмахнул рукой, словно пытаясь отогнать мои оправдания.

– Слушай, режиссер здесь ты. В конечном счете ответственность лежит на тебе. Если поймешь, что не можешь завершить съемки, дай мне знать.

У продюсера зазвонил телефон. Он ответил, и я поняла, что самое время уйти. Я встала – медленно, со смешанным ощущением неловкости и тревоги. Ко мне вернулось знакомое чувство, тот самый «шпилькус».

С тех пор как я окончила университет, я каждые пару лет переезжала в новый город. До Лос-Анджелеса я успела пожить в Бостоне, Нью-Йорке, на Гавайях, в Пенсильвании и в Праге, и причиной каждого переезда было чувство растущей неудовлетворенности. Моя бабушка называла его «шпилькус», что в переводе с идиша означает «беспокойство». Основанное на звукоподражании, это слово буквально означает «сидеть на иголках», то есть одновременно подразумевает беспокойство как физическое, так и эмоциональное. Как ни странно, оказавшись в Уигтауне с тысячей человек населения и шестнадцатью книжными магазинами, в деревенской глуши Галлоуэя, я, можно сказать, впервые почувствовала, что «шпилькус» меня покинул. На самом деле это место стало для меня настолько родным, что, пока беспокойство снова ко мне не вернулось, я вовсе не отдавала себе отчета в его отсутствии.

Когда я свернула на свою усыпанную цветами улицу, на город опускались сумерки. Небо было окрашено в серебристо-розовые и сиреневые тона – очередной шикарный лос-анджелесский закат, которым, как это ни парадоксально, местные жители были обязаны отравлявшим воздух взвесям и окутывавшему город смогу. У меня в ушах звенели слова продюсера: «Сейчас самое время, чтобы поднапрячься… Проблема лишь в том, что ты сама в себя не веришь».

Он был прав, но чем больше я пыталась погрузиться в работу над фильмом, тем сильнее чувствовала, что ничего не выходит. Прежде я думала, что виной всему было сбившее меня с толку расставание с Грантом. Где-то в глубине души, в заповедных уголках моего сердца, где когда-то, должно быть, обитало удовлетворение от реализованных амбиций и возможностей, теперь царила пустота, повергавшая меня в панику. Всю свою жизнь я мечтала стать режиссером и снимать кино, но теперь, вместо того чтобы ухватиться за выпавший шанс, я видела перед собой лишь путь, полный одиночества, и все, чего мне хотелось, это бежать от него как можно дальше.

Я припарковала машину и пешком пошла вверх по холму к своей студии. Куда подевались те частички меня, которые когда-то были неотъемлемыми составляющими моей личности? Моя жажда реализовать свои амбиции, мой неизбывный энтузиазм – они больше не толкали меня вперед, и мне казалось, что я дрейфую, отдавшись на волю волн. Быть может, жизнь в волшебном королевстве Лос-Анджелеса и осталась прежней, но я изменилась.

– Алло, Джессика? – в трубке послышался сухой голос моего начальника из НАСА. – Я тебя разбудил?

– Нет-нет, я не спала, – ответила я, подскочив в постели. Вообще-то спала. Было восемь утра. Будильник был выключен.

С тех пор как я вернулась из Уигтауна, моя жизнь превратилась в бардак и хаос. Все кусочки мозаики, которые раньше так идеально складывались в единое целое и ради которых я так усердно трудилась, теперь оказались либо разбросаны, либо утеряны. У меня не было работы, не было цели в жизни, и с каждым днем я просыпалась все позже. Я наслаждалась дневным бездельем, занимая свободное время свиданиями за обедом и встречами с друзьями. Будучи человеком, который до поездки в Уигтаун ни разу не брал отпуск, я на удивление легко изменила свой образ жизни, который теперь скорее напоминал преждевременный уход на пенсию. В моменты повышенной продуктивности я играла на банджо и заставляла себя работать над короткометражкой, но где-то в глубине сознания меня преследовало неотступное чувство – усиливающийся дискомфорт, от которого страдал мой сбившийся с пути дух. Если бы он обрел голос, то прокряхтел бы: «Ты совсем запуталась».

Я попыталась внести в этот хаос хоть какой-то порядок. Первым делом мне нужно было вернуть свое прежнее тело: после бесконечного, пусть и познавательного чревоугодия, которому я предавалась в шотландских булочных, я стала упитанной и совсем потеряла форму. Поэтому каждое утро, когда яркое солнце уже начинало припекать, поднявшись на затянутое дымкой лос-анджелесское небо, я просыпалась и выходила в свой личный садик, где под дверью меня нетерпеливо поджидали две хозяйские собаки, и занималась йогой, пока они мельтешили у меня под ногами. После я заваривала зеленый чай и принимала душ, не спеша укладывала волосы и наносила макияж. И все же этот ритуал был не слишком эффективен в борьбе с ощущением надвигающейся энтропии.