– Вот как. – Я обхватила голову руками. – И что конкретно это означает?
– Мы попытаемся как можно скорее снова оформить тебя в штат, – пояснил он, – напрямую, без всяких посредников. Боюсь, это все, что мы можем сделать. Оставить тебя на прежней должности возможности не было. Многие из твоих коллег больше у нас не работают.
– Не работают? – Внезапное осознание, что я попала под сокращение, притупило все мои мысли и чувства. Ноги онемели, а во рту пересохло. Меня никогда прежде не увольняли. – Но что будет со всеми моими проектами? А Джей? Ведь работа над его историей идет полным ходом. – Я чувствовала себя так, словно меня только что бросили.
– В общем, мы скоро с тобой свяжемся, – продолжал мой босс. – Воспринимай это как перевод на другую должность. Руководство НАСА делает все возможное, чтобы ты как можно скорее снова стала частью нашей команды.
– Ясно. – Мне хотелось ему верить. – Спасибо. Когда мне ждать звонка?
– Джессика, я опаздываю на встречу. Я скоро с тобой свяжусь. – Он начал терять терпение. – Мы делаем для тебя все возможное. Хорошо?
– Отлично. Конечно, хорошо.
Он положил трубку.
Я легла набок и, свернувшись калачиком, окунулась в свои мысли. Может, мне все это снится? Вдруг я сейчас проснусь и снова окажусь в гостевой спальне Юана, где по утрам меня будит ласковое мычание коров и утренний хор птичьих голосов.
Я подошла к окну и подняла жалюзи. В комнату хлынул невыносимо яркий свет лос-анджелесского солнца – ослепительное напоминание о том, как на самом деле далеко был Уигтаун. Я заметила, что в белесом дневном свете казалось, будто тропический сад за окном застыл во времени. Покрытые густой листвой лианы, с виду словно пластмассовые, вились вокруг садовых решеток и пестрели множеством крупных и ярких цветов. Все было точь-в-точь как до моего отъезда, будто Уигтауна никогда и не было в моей жизни. Вытянув шею, я разглядела среди покрытых деревьями холмов Силвер-Лейка надпись «Голливуд». Этот вид, когда-то наполнявший меня ощущением осмысленности и судьбоносности происходящего, теперь заставил меня отшатнуться и спрятаться в тени студии.
Меня только что сократили. Это действительно произошло. Меня только что уволили из НАСА. Мне стало дурно. Я ведь так любила свою работу. Стараясь успокоиться, я прокручивала в голове ту часть разговора, в которой мой начальник обещал, что меня возьмут обратно. Он не хотел, чтобы я уходила. Дело не во мне, во всем виновато сокращение бюджета. Не в силах усидеть на месте, я мерила шагами погруженную в тишину комнату, мучаясь от досады.
В промежутках между мыслями о потерянной работе мне на ум приходил Юан. В Уигтауне уже наступил вечер, а значит, он как раз собирается закрывать магазин. Потом поднимется по ступенькам в кухню и приготовит ужин, слушая Радио 4. Пока на плите готовится еда, выйдет в сад, чтобы насладиться прохладным вечерним ветерком с моря. Я улыбнулась. На какое-то мгновение мне показалось, что я снова очутилась там.
21
Но все растет узор немой,
И часто, в тихий час ночной,
За колесницей гробовой
Толпа тянулась в Камелот.
Когда же, лунных снов полна,
Чета влюбленных шла, нежна,
«О, я от призраков – больна!» —
Печалилась Шалот
[30].
Альфред Теннисон. Волшебница Шалот
Отдел поэзии, справа от камина
Юан позвонил следующим утром. Связь была плохая, телефон искажал его голос, и я, приподнявшись в кровати, силилась разобрать его слова. Мое сердце чуть не разорвалось на кусочки, когда я услышала знакомые интонации: «Доброе утро, Лиса». Я боялась, что вообще больше никогда не услышу его, и тем не менее меня только что разбудил его низкий голос.
– Как у тебя дела? – спросил он.
Я пожала плечами, будто он мог меня видеть.
– Скучаю по Уигтауну.
Проснувшись, я не почувствовала знакомой прохлады гостевой спальни, вместо этого я обводила сонным взглядом свою душную студию.
– Только по Уигтауну?
– И по тебе, конечно.
– Я тоже, Лисичка. – Несмотря на ужасное качество связи, услышав эти три слова, я вся затрепетала от волнения.
– Правда?
– Да, после того как я тебя проводил, я какое-то время просто сидел в фургоне, словно контуженный. Не мог поверить, что ты уехала.
Настала моя очередь повторить: «Я тоже». Я откинулась на подушки, чувствуя, что сердце забилось чаще. Раньше мы никогда так не разговаривали, а теперь, оказавшись вдали друг от друга, будто позволили раскрыться «дверям восприятия», о которых писал Блейк
[31].
Однако нам удалось всего на пару мгновений задержаться в дверном проеме, наслаждаясь тем, что двери наконец распахнулись. Мы имели неосторожность по-американски близко подойти к обсуждению чувств, поэтому Юан тут же перевел разговор на другие темы, вроде работы и Уигтауна.
– Сегодня в магазин приходили шумные, надоедливые американцы, – пожаловался он. – Твои земляки – сущие варвары. Как можно взять и перевести хороший чай, высыпав его в бухту?
[32]
Я вылезла из постели и начала одеваться, кое-как прижимая к уху телефон и одновременно пытаясь натянуть футболку. Я взглянула в зеркало и с ужасом обнаружила под глазами темные круги – последствия смены часовых поясов. Через час у меня была назначена встреча в Западном Голливуде с продюсером, желающим взяться за новую короткометражку, над которой работала моя компания. Мы договорились встретиться в кафе на веранде, и я знала, что, если мне повезет, мы найдем местечко на солнце, а значит, мне не придется снимать солнечные очки и я смогу спрятать за ними свое изнуренное лицо.
Пока я собиралась, в трубке продолжал звучать низкий голос Юана. Суетясь, я бегала по квартире и старалась ничего не забыть, даже зубы почистила, не прерывая разговора. Я не хотела, чтобы он заканчивался, но рисковала опоздать, поэтому, когда темы для непринужденной болтовни иссякли, я придумала повод попрощаться.
– Ладно, тебе, наверное, дорого звонить, – извиняясь, произнесла я.
– Да, деньги на карточке почти закончились, – ответил Юан.