Три вещи, которые нужно знать о ракетах. Дневник девушки книготорговца - читать онлайн книгу. Автор: Джессика Фокс cтр.№ 25

– У Би-би-си есть Радио 1, 2, 3, 4, – объяснил Юан в ответ на мое вопросительное выражение лица.

– У вас всего четыре радиостанции? Я не понимаю.

– А что тут понимать? – Мой вопрос снова его позабавил.

– Просто это как-то… социалистично.

– Что? – Похоже, Юана удивила моя реплика. – Что за глупости! Радио Би-би-си во всем мире пользуется глубоким уважением как самое непредвзятое средство массовой информации. – Казалось, он воспринял мои слова как личное оскорбление. – Поверить не могу, что ты назвала его социалистичным.

Привыкнув жить в мире, где понятие «американская мечта» было синонимично слову «выбор», а государственные радиостанции и телеканалы все время жаловались на недостаток поддержки со стороны государства, я представить себе не могла, что где-то люди могут охотно довольствоваться четырьмя государственными радиостанциями.

– Я имела в виду не содержание, – тихо ответила я.

Его лицо смягчилось, и он бросил игривый взгляд в мою сторону:

– Полагаю, это не похоже на ту околесицу, которую ты привыкла слушать по американскому радио.

Мы молча ехали по шоссе мимо уходящей вдаль, искрящейся на солнце Уигтаунской бухты. По другую сторону бухты был виден сам Уигтаун – идеальный городок, уютно устроившийся на вершине холма.

Последние деньки перед фестивалем проходили в пелене непрекращающегося дождя. Почтальон остановился у Книжного и, зайдя внутрь, протянул мне пару конвертов, адресованных Юану.

– Там снаружи мозгло, – отметил он. – Ну, знаешь, мозгло, – повторил он, заметив мое замешательство. – По-шотландски это значит…

– Пасмурно? – предположила я.

– Нет, это недостаточно депрессивно. Мы так называем… э-э… вот это, – сказал он, показывая за окно. С этими словами он ушел.

Уигтаун был укрыт серебристой дымкой, и каждый день был похож на предыдущий – хмурый и мозглый, но я ничего не имела против. Я влюбилась в это место. Для меня оно было сродни избалованному ребенку: что бы он ни делал, в глазах родителя он всегда идеален. Погода, деревья, холмы, сам город и его жители – я в восторге взирала на все это, не торопясь снимать розовые очки. Моей душе вечно чего-то не хватало, она всегда стремилась куда-то, изнывая от постоянной необъяснимой тоски (по чему именно она тосковала, мне уловить не удавалось), и вот теперь, впервые в жизни, я ощущала внутреннюю целостность и удовлетворение.

Улисс Теннисона так описывал свою беспрестанную жажду чего-то неуловимого: «Но все, что я увидел и объял, / Лишь арка, за которой безграничный / Простор – даль, что все время отступает / Пред взором странника» ^[16]. Но здесь, посреди зеленых холмов и просторов Галлоуэя, моя тревога прошла. Ушло неизменно преследовавшее меня ощущение, которое я называю «шпилькус», когда сидишь будто на иголках. Мне казалось, что все это время мой истинный дом ждал меня посреди этого «безграничного простора» и мне лишь надо было его отыскать…

НАСА продолжало слать мне письма, и каждое новое тревожило меня все сильнее, вызывая новые опасения. Словно автомобиль, из-под колес которого вырывается пыль, мои мысли метались во всех направлениях со скоростью броуновских частиц. Тот инвестор из Бостона хотел поскорее увидеть сценарий, а еще со мной пытался связаться Джош. Параллельный мир, в котором существовала моя американская жизнь, больше не ограничивался вежливыми звонками в дверь; он ломился внутрь, а я притворялась, что никого нет дома, и не впускала непрошеных гостей, посвящая время волонтерской работе в Книжном. Подготовка к фестивалю шла полным ходом, и теперь моя помощь была очень кстати: приходилось перетаскивать туда-сюда стулья, выносить столы из чуланов, встречать гостей. Все это помогало отвлечься, отрешиться от Лос-Анджелеса, и все же тревога, вызванная мыслями о том, что делать дальше, неотвязно преследовала меня повсюду, словно огромный, повисший в воздухе вопросительный знак.

– Прости, Элиот, я его не видела, – сказала я, разгребая упавшую стопку книг.

Элиот заглянул в магазин, в панике разыскивая Юана. Тот, а вернее, его фургон был нужен ему для перевозки коробок с вином для вечеринки в честь открытия фестиваля. Вроде бы простая задача, но очень важная – возможно, для успешного проведения фестиваля она могла оказаться даже важнее, чем книги.

– А я думал, вы двое все время вместе ходите, как сиамские близнецы, – сказал Элиот, измеряя шагами комнату. Он перебирал в руках смятые бумажки, извлеченные из кармана. – Хорошо, ладно. Так, следующий пункт. Мне надо знать, куда мы положим пакеты с подарками для писателей.

Я пожала плечами. Элиот паниковал, потому что фестиваль должен был начаться на следующий день, и его волнение передавалось мне. Мой желудок сочувственно сжался, и мне начало передаваться его беспокойство.

– Отлично. Замечательно. Ладно. Ничего страшного. – Элиот размахивал руками в воздухе. Быстро осознав, что я совершенно бесполезна, он развернулся и ушел.

Я осталась в одиночестве, все еще чувствуя, как сердце колотится в груди.

Решив направить волнение в правильное русло, я принялась протирать полки, исследовать закутки и укромные местечки Шотландской комнаты, потом погрелась у пылающего камина, рядом с которым стоял стеллаж с поэзией (я с разочарованием отметила, что Юану катастрофически не хватает книг Э. Э. Каммингса), и, наконец, вспомнила, как мечтала сидеть за длинным деревянным прилавком, откинувшись на спинку стула. И вот, как будто мой сон стал явью, я сидела, укутавшись в шерстяной свитер Юана, и размышляла о Вселенной, глядя в окно, – мое видение обрело законченные черты.

Снаружи дождь и ветер безжалостно терзали большой белый тент, установленный в преддверии фестиваля. На пустую улочку около магазина свернула чья-то машина, из которой, укрываясь от непогоды, вышла элегантно одетая женщина и смело направилась к магазину. Четко и громко зазвенел маленький колокольчик над дверью.

Она до нитки промокла, но выглядела шикарно: на ней был плащ, изящные жемчужные сережки выгодно подчеркивали черты ее круглого миловидного лица, а на губах лежала тень неяркой помады. Посетительница водрузила на стол передо мной свою сумку, и та открылась, обнажив содержимое: кучу теплых свитеров и носков.

– Ты, должно быть, та самая бедняга американка, – сказала она с теплой улыбкой. – Меня зовут Дейрдре, я мама Юана. – У нее были точь-в-точь такие же лучащиеся теплом глаза, как и у Юана. Я наблюдала, как она стаскивает с головы промокший под дождем капюшон. – Так, я тут привезла тебе всяких уютных вещичек. Одному Богу известно, как ты тут выживаешь в такую погоду, ведь ты же привыкла к калифорнийскому климату.

– Меня зовут Джессика. – Не обращая внимания на ее протянутую для рукопожатия руку, я заключила ее в объятия. Казалось, это ее приятно удивило. Дейрдре понравилась мне с первой же минуты, и я была уверена, что вижу в ней родственную душу. – Спасибо вам за одежду. Хотите горячего чаю?