Сеня и его коллеги еще несколько лет (!!!) самоотверженно, по выходным, будут прочесывать этот лес весной, летом и осенью. Они специально попросят у отряда карту с квадратами 100 на 100 метров, чтобы закрывать их по чуть-чуть. Но они ничего не найдут.
У меня нет версий, куда делись дети. Просто нет. Я даже не знаю, мертвы ли они. Что-то подсказывает, что мертвы. Такую концентрацию негодяев и сумасшедших, как в этом поселке, редко где встретишь. И проблема в том, что часть этих негодяев – весьма профессиональны.
Эта история останется загадкой, которая могла бы быть раскрыта только по очень горячим следам.
Из анекдотов: Одинокий рассказывал потом, что водолазы приехали, когда пруд уже был спущен. Но по старой русской армейской традиции водолазы принялись исполнять номера, беспощадные и сюрреалистичные – бродили в полной зимней снаряге по дну (то есть вязли в полуметровом слое смерзшегося ила). Одинокий, который слушал радиообмен МЧС, услышал крик души водолаза: «Ребяточки, а можно хоть по колено воды налить, чтобы ходить можно было?»
41. «No smoking orchestra»: «Bubamara»
Заявители часто врут. Иногда врут, когда сами и убили своего близкого, но чаще врут и утаивают, чтобы просто показаться лучше, чем они есть. А бывает такое, что они врут, чтобы подстегнуть поиск.
Корхонен – девушка на пару лет младше меня. Высокая, широкоплечая, крепкая, с немного отталкивающей внешностью: широкие скулы, специфичный разрез глаз (видимо, смесь финна и татарина – не лучшее сочетание), тонкие негустые волосы. К тому же Корхонен – неухоженная, мужиковатая. Мы с ней автоматически идем в одной группе. На каком бы поиске мы ни сталкивались, нам всегда хорошо работать вместе – роднит распиздяйский образ жизни и высокая скорость передвижения по пересеченке.
Мы стоим в штабе – на улице у зеленоградского гаражного кооператива, огромного кирпичного строения с сотнями гаражей внутри. Штаб здесь по одной простой причине: заявитель живет в гараже. Эти гаражи по большей части – уже и не гаражи даже, а кустарное жилье, небольшой городок, в котором половина жителей – цыгане, а другая – азиаты. Такой городской кишлак, с двумя на дух не переносящими друг друга кланами.
Пропала цыганская девочка 10 лет с типично русским именем Любовь. Мать утверждает, что ее забрал какой-то 22-летний узбек. Несмотря на то что у цыган 10–12 лет – вполне себе возраст сексуального согласия, некоторым волонтерам не по себе. Сглаживает историю только то, что выглядит девочка (на единственном фото, которое смогла найти ее мать) – как развитая девушка лет 16–17, с внушительной грудью, округлым лицом и наглым взглядом.
Жора отправляется беседовать в «узбекскую» часть бараков, к местному старейшине (да, у них есть старейшины даже в сраных гаражах).
Старейшина сидит в гараже, забитом макулатурой. Позже от ментов я узнал, что его бизнес и состоит в сборе макулатуры с дворников-узбеков и последующей продаже ее (тонна – 5–7 тысяч рублей). Он же выступает как перекупщик. Очень даже нормальный бизнес, гораздо лучше попрошайничества, воровства и торговли героином, которыми промышляет местный клан цыган.
Старейшина отрицает, что их хлопчик мог стащить цыганку без ее согласия. Хлопчика же не видно и не слышно ровно с момента пропажи девочки.
Жора принимается работать с этим непростым кейсом. Все по привычной схеме – ориентировки, опросы на местах и прочее. Парочку видели несколько раз – они поели и, видимо, не собирались никуда из города.
Жора ставит задачу группе – осмотреть чердаки в пятиэтажках: там, бывает, ночуют бомжи и небрезгливые парочки. Ночью рваться на чердаки – работка не самая приятная. Тем не менее мы отправляемся в микрорайон и начинаем ломиться в подъезды. Почти нигде не написаны коды, а магниты на 250 кг – такую дверь не вырвешь. Поэтому мы звоним в домофоны и просим нас пустить, объясняя ситуацию.
На улице – час ночи. Спящие зеленоградцы посылают нас на три буквы и вызывают ментов. После первого же осмотренного чердака нас встречает экипаж полиции.
– Это вы по чердакам шарились?
Показываю ориентировку, рассказываю, что ищем девочку.
– Всё, заканчивайте, жалобы от жителей.
Ну и что с того? Мы лезем дальше. Опять приезжает полиция.
– Ребята, второй вызов, мы же сказали – заканчивать.
– Нет. Мы все равно полезем. Ты знаешь, зачем и куда. Лучше помоги.
– Я не могу лазить по чердакам без вызова.
– Тебе ориентировки мало? Дело-то – у вас в ОВД.
– Нет, оно в другом ОВД, на той стороне железки.
– Тогда доброй ночи.
– А вы дальше?
– А мы дальше.
– Тогда задержим.
– Скандал будет. Как ты объяснишь, что задержал волонтеров, которые искали пропавшего ребенка?
Чешет репу и удаляется. Лезем дальше. Приезжают третий раз.
– Парни, не надоело вам? – спрашиваю.
– Надоело. Опять вызов. Покурить есть?
Курим. Идем дальше.
Отрабатываем задачу и возвращаемся в штаб. Новое свидетельство: парочка спокойно добралась до электрички. Видимо, путь действительно лежал дальше.
Жора выясняет, что узбек как-то связан с Астраханью, куда и мог отправиться.
Естественно, с десятилеткой без документов можно поехать только на BlaBlaCar или автобусом. Первое – слишком «умный» сервис для наших пропавших, второе – подходит.
Отряд начинает работать в Москве – но тут Жоре звонит опер, которому попало дело, и рассказывает о любопытных деталях: зовут девочку не Любовь, а Рубинта, и ей на самом деле не 10, а 16 лет. То есть она достигла возраста сексуального согласия. То есть не пропала. Просто удрала от мамки жить с ненаглядным узбеком, и удрала далеко, потому что тут, в гаражах, их племена не очень поощряют межрасовые отношения…
Нас с Корхонен сообщение о прекращении поиска настигает в кафе-шашлычной, где-то у МКАДа, откуда тоже, как мы узнали, отправляются не рейсовые, а «частные» автобусы до Астрахани.
Забирать нас оттуда никто не рвется. Я звоню Осе и говорю, что скоро буду, через полчаса-час. Она просит купить зеленый чай, он закончился.
– Может, по пиву? Тут всего по 80 рэ, – предлагает Корхонен.
Мы пьем «по пиву», потом по второму и третьему.
Корхонен рассказывает о себе: она живет с матерью и отчимом, спит у них в гостиной и все время планирует съехать, но то работы нет, то бабки куда-то утекают. Уебищная жизнь. Почти как у меня. Мы пьем, пьем и пьем, это продолжается часов 6, пока Оса не заезжает и не забирает нас.
Я, шатаясь, пытаюсь зайти в подъезд. Оса открывает дверь и приговаривает:
– Ну и мудак, должен был чай купить…
– Да пошла ты! Еще выговаривать мне будет тут.