– Ладно, еду. Кинь там адресок и контакт.
Сева приехал и разобрался в ситуации так, чтобы все остались довольны: вывел ребенка, позвонил его родителям, убедился, что это не тот, кого ищем, извинился перед родителями, отпустил ребенка и попросил мать позвонить ему, когда тот дойдет до дома.
Сошло с рук. Хрупкий только поржал. Жора, кстати, тоже. Вообще ржали все, и только мой зад взмок.
Севе я был должен по гроб жизни, но это легко решилось – я отвез его к Андрею, тот подарил ему токен, и опер был счастлив и благодарен. «У нас хуй получишь информацию, надо умолять, чтобы номера машинок получить или банковские карты, а тут бах – и готово! Шикарная вещь». Особенно вставляло Севу то, что в базе содержались места совершения преступлений (на которые мне, например, было плевать). Для опера это оказалось биг датой для аналитики, он узнал о своем районе новое, тупо нанеся преступления на карту.
Мне всегда было интересно, как Хрупкий попал на поиски, но он ничего не рассказывал. Тем не менее сейчас я знаю всё. Все-таки я долбаный поисковик и могу добыть информацию о персонаже, тем более так близко знакомом.
Хрупкий несколько лет встречался с Милой, симпатичной девочкой с кудряшками. Мила – моя ровесница, т. е. лет на 5 младше Хрупкого. Их отношения представляют собой сплошной парадокс: довольно талантливая девочка-архитектор – и натуральный хулиган, отвязный и безответственный, но нежный и заботливый, как все настоящие хулиганы.
Именно Мила завоевала Хрупкого: она отдалась ему довольно быстро, но он съебался к себе, на Алтай, и долго вообще не выходил на связь. Мила ждала, писала ему. Любила. Потом сама приехала на Алтай – и обнаружила, что Хрупкий вернулся туда к другой девушке, с которой был до Милы. Собственно, Хрупкий с той девушкой и не прощался. Тем не менее Мила, как всякий порядочный творческий человек, мыслила иррационально, – и приехала в Москву уже вместе с Хрупким.
Они начали жить у нее, вернее, у ее родителей. Хрупкий был довольно неприятным сожителем: бухал, порой месяцами не работал и в конце концов подрался с отцом Милы. В итоге он вынужден был съехать.
Затем он поселился у некоего итальянца, Лучано или Франческо. Лучано или Франческо был добр к Хрупкому: он дал ему работу, кормил и поил. Хрупкий тем временем всё мечтал жить с Милой, и счастье казалось близким, но денег как-то не хватало. Поэтому Хрупкий спиздил карточку Лучано-Франческо, заранее подглядев пин-код, и тут же снял с карточки 200к рублей. На эти бабки он снял какую-то квартиру, водил Милу по ресторанам и так далее.
Мила, конечно, поинтересовалась, откуда деньги. Хрупкий, который вообще-то врет так же убедительно, как разговаривает (для него эти процессы чрезвычайно близки, ведь для обоих надо просто открыть рот и сложить некие слова в предложения), пытался втереть ей, что заработал, но она не поверила. Пришлось рассказать правду. Полуправду. Хрупкий сказал, что Лучано-Франческо его наебал, а он просто восстанавливал справедливость. Мила решила – будь, что будет.
Неделю они спокойно тусовались и прожирали денежки, но потом менты позвонили Милиным родителям и всё рассказали. Отец запер Милу дома, но она сбежала на съемную квартиру Хрупкого. Еще через пару недель, когда менты достали уже всех друзей Милы и знакомых Хрупкого, он сам решил идти сдаваться.
Этот «медовый месяц», спонсируемый Лучано-Франческо, длился очень недолго. Хрупкого забрали в СИЗО, а Мила принялась заниматься адвокатами и возвращать долги Хрупкого, – но, конечно, таких денег у нее не было. Как назло, итальянец уперся и решил наказать Хрупкого. Поэтому тот сел, но всего на полгода. В колонию ему повезло уехать вообще лишь на пару месяцев (как водится, зачли срок в СИЗО).
Когда Хрупкий вернулся в Москву, он жил отдельно от Милы и тщательно ревновал – к любому кусту, к друзьям, к работе и даже к сноуборду. Виделись они нечасто, Хрупкий был предоставлен сам себе и блядствовал.
Тут самое время задаться вопросом: нахуя блядствовать, если очевидно, что отношения не идеальны? Может, лучше расстаться или там поработать над этой хуйней? Нет.
И тут я понимаю Хрупкого, потому что мы оба мудаки. Он сирота и слабак, он не умеет отказываться. Поэтому он просто заебывал Милу скандалами, а сам ебался напропалую с кем ни попадя.
Однажды она укатила в Питер с подругой, и он устроил скандал по телефону. Мила послала его на хуй и разорвала отношения. По приезде в Москву Мила решила расслабиться и с кем-то переспала. Тут позвонил Хрупкий. А она возьми да и скажи ему всё. Его перекрыло. Они встретились, но вместо разговора Мила получила огромный букет и услышала причитанья: «Ничего, что ты изменила, ничего, это бывает, я не злюсь, мало ли там что, ничего, у нас еще всё впереди, мы эге-гей, мы всем покажем». Это продолжалось несколько часов, и Мила решила, что Хрупкий спятил. На свою беду, она вздумала попрощаться, когда Хрупкий еще не завершил всех причитаний, – и началось нечто среднее между потасовкой и скандалом.
Через пару недель они снова были вместе. Но кое-что изменилось. В эти пару недель Хрупкий впервые поехал на поиски. Его сердце подсказывало, что это поможет ему стать лучше. Но сердце говорило шепотом, а вот хуй орал – бля, да тут телок тьма, есть чем заняться…
– А почему ты, собственно, Хрупкий? – как-то раз я спросил у него.
– Сначала я хотел взять погоняло Хэнк Муди, но оно было занято. И я решил сыграть типа на парадоксе.
Собственно, дальнейшая история Хрупкого была определена. Он всё больше блядствовал, всё больше срался с Милой, и однажды они разошлись насовсем. Но отряд на некоторое время стал для Милы каким-то поводом для раздумья: неужели этот мудак изменится? Нет, Мила, мудаки не меняются. Исключение возможно только тогда, когда люди притворяются мудаками, потому что так легче. Но истинного мудака от надуманного отличить довольно легко: истинный мудак создает проблемы даже тогда, когда хочет добра (надуманный создает проблемы только тогда, когда сам этого хочет).
Итак, Хрупкий воропятил в отряде, показывая свою невероятную неорганизованность. Хотя взятых в плен детей Жора, в принципе, способен был стерпеть. Главное, что без последствий.
Но чем хуже были отношения с Милой, тем больше Хрупкий дул, слушал «Райские яблоки» и творил нелепую хуйню. Пиздорезка набирала обороты.
И вот, в один прекрасный день, Хрупкий на пьянке с Куклой и Кисой (что-то частенько мы собирались такой компанией) начал рассказывать о том, что у отряда есть доступ к фэсэрской базе Андрея. Я пинал Хрупкого под столом, но этот дятел в пьяном угаре натурально угрожал девкам, особенно Кисе с ее украинским гражданством: «Мы всё про вас знаем… Слышь, ты вот жила…» – и называл точный адрес. Машина отца, банковские карточки матери – все пошло в бой ради пьяного выпендрежа. Естественно, на следующий день Хрупкий был слит. Я позвонил Андрею, и Хрупкий больше не мог пользоваться базой, токен заблокировали.
Хрупкий не обиделся ни капли. А на что? Он стал постепенно отходить от поисков, отношения с Жорой у него стали напряженными.