Плейлист волонтера - читать онлайн книгу. Автор: Мршавко Штапич cтр.№ 33

Возвращается Андрей.

– Ну, вопросы? – оглядев наши тревожные лица, он продолжает: – Да не переживайте, парни. Эта система собрана для конторы, но контролирую ее я. Всё будет нормально. Ноутбуки есть?

Хрупкий кивает, я отвечаю:

– У меня старенький, я не беру его никуда.

– Ну, хочешь, тебе ноутбук возьму, не парься.

– Не, не стоит.

– Да ладно тебе, заедешь на неделе, куплю. Смотрите, как система работает. Давайте кого-нибудь возьмем из вашего отряда.

– Меня! – неожиданно просит Хрупкий.

– Так, Хрупкий, Василий. Какой год?

– 83-й.

– Ты один такой. Так, смотри. Рождение – Магадан, прописка – Алтайский край, телефон. Этот? Ага. Так, родственники. Имущество. Машины нет, прав нет. Кредиты. Ого! Да, не по средствам живешь. Судимость. 158-я? Бывает. А как тебе кредиты-то дают?

Андрей выдает нам токены и пароли. Отныне мы могли добыть гору полезной информации без того, чтобы молить об этом полицию или разыскивать в левых источниках. Напоследок наш благотворитель добавляет: «Советую сначала прогнать всех своих по базе».

– Че, может, пива? – спрашивает Хрупкий, когда мы выходим.

– Можно. Заодно расскажешь. Сидел?

– Да в СИЗО 4 месяца… Потом по этапу. Как приехал, вышел.

– А чем промышлял?

– Да там подстава, работал с людьми, кинули на деньги, я взял свое, они к ментам, всё.

У Жоры наша новая возможность «пробивать» информацию не вызвала особого восторга.

А идея пробивать волонтеров и вовсе попала под полный запрет – благодаря вето Соловьевой, этого этического ориентира всея отряда. Это я без иронии – она правда всегда была безупречна, даже стерильна, хотя ее все время подозревали в разном дерьме – от любовных отношений с Жорой до самопиара за счет отряда. На деле все было не так: Соловьева была предана движухе и реально направляла Жору, который еще не дорос до управления такой постоянно растущей темой. Она ему здорово помогла. Что касается самопиара, то символический капитал ее ничуть не подрос, а в своей профессии, как и все мы, она здорово потеряла. Поэтому ее я всегда побаивался и слушал.

Соловьева настояла на своем, и, поскольку я больше одного раза капитану и ей вслух не перечил, я согласился ничего не предпринимать. Хотя нам было чего и кого опасаться. Отряд регулярно сталкивался с разного рода проходимцами, которые брали деньги, исчезали, а после выяснялось, что за людьми тянулся шлейф подобных поступков.

Под конец разговора в бургерную завалились Ляля и целая команда волонтеров. Выяснилось, что они десантируются в Питер, на поиск ребенка, который «взял» Эдичка, нынешний руководитель движа в Питере. Я тихо спросил у Жоры, знает ли он мнение Сурена об Эдичке? Жора кивнул.

В «десанте» были Гущин, Абрамс, Кукла, Киса и другие. Команда собиралась нормальная. Кукла, как назло, не была настроена поболтать, зато громко вспоминала своего Эдичку.

И у меня зачесались руки – посмотреть, что у нас есть на него. Оказалось – немало: пара уголовных дел, оба раза отскочил, оба раза 159-я, мошенничество, плюс большие долги. Сам он с Дальнего Востока, пару лет как переехал. Плут форменный.

Позвонил Сурену – и тот кое-что дополнил: Эдичка жил на квартире какого-то эмчээсного генерала в Пушкине, а в Крымске он украл фуру гондонов (кто отправлял фуру гондонов в качестве гуманитарки?) и фуру туалетной бумаги, и самое забавное – даже есть фото из ВК, где в его жилище лежат огромные коробки гондонов.

Еще пара звонков – на ДВ, и вырисовалась вообще классная картинка: Эдичка отскакивал от своих дел, потому что был связан с властями. У него явно были свои отработанные ходы и мысли.

Я поделился историей с Хрупким, который, как оказалось, знал Эдичку и был чуть ли не влюблен в него. Конечно, Хрупкий был уверен, что в людях не ошибается, хотя регулярно попадал из-за этого в передряги. Переубеждать его было сложно.

Мной руководил довольно паскудный, но простой механизм: я хотел пошатнуть веру Куклы хоть во что-то, зацепить ее, задеть и, может быть, стать тем, кому можно верить, а значит, и тем, перед кем можно снять трусы. Если бы я тогда сформулировал это так же, как сейчас, я бы не стал так поступать. Но дурацкая привычка сначала делать, а потом понимать, что ты сделал, сыграла тогда свою козырную карту.

В общем, когда наша доблестная группа вернулась из Питера, я вызвал Куклу и Хрупкого на встречу. Я показывал и доказывал (не упоминая источников), рассказывал и расспрашивал, но на Куклу это не произвело ни малейшего впечатления. Кроме того, выяснилось, что Эдичка приехал в Москву и мы можем лично позвать его, если у меня есть к нему вопросы. Я был не очень готов к такой встрече.

Пьянка на троих продолжилась и стала самой томительной ночью того года. Пьянка эта длилась 10 часов, мы много говорили о поисках, о себе, о будущем и прошлом. Когда Хрупкий ушел в туалет, я решил признаться Кукле в любви, и так и брякнул:

– Знаешь, я вообще-то тебя люблю.

Кукла отреагировала очень точно:

– Я вот это лучше забуду, да?

– Почему? Дай шанс.

– Штапич, мне нужен кто-то… покруче.

Утром, когда мы выползали из кабака, я не помнил ничего, кроме этой фразы. «Иуда в аду, а Фауст в раю, а мы на краю». Любимая «Агата Кристи», я возвращаюсь к твоему непревзойденному, совершенному, концептуальному, цельному альбому «Майн кайф», когда падаю в небытие.

Следующие дни я не вынимал наушники из ушей, курил, смотрел на церковь, читал и спал. У меня сложился классный график, который позволял избегать жизни как таковой. Я все больше спал, меньше читал и курил. В один из дней мне было так западло вставать, что я лежал весь день, пока снова не заснул. Не могу сказать, что это были любовные переживания, – просто какое-то отрешенное отупение, состояние со своими положительными последствиями; в такое время копятся силы, во всяком случае у меня.

Хрупкий всегда жил, как бессмертный. Порой мне казалось, что, если бы он увидел нож в чьей-то руке, он бы мог сам на него прыгнуть. Хрупкий не чувствовал смерть, у него это чувство как-то атрофировалось, что ли.

Он расстался со своей Милой – и мы собрались, как настоящие мужики, чтобы сурово поныть друг другу и послушать попсовые песенки, чтобы никто больше нас такими не слышал и не видел. Хрупкий отнесся к этой задаче со всей сентиментальностью и чувственностью и даже реально плакал.

Мне стало интересно, почему Мила, которая так долго терпела Хрупкого, все-таки его бросила. Оказалось, что она прочитала какую-то переписку Хрупкого с другими бабами. Переписка была снабжена сиськами, письками и слюнявыми текстами с обеих сторон. После этого Хрупкий сам послал Милу – мол, как она может вообще что-то подозревать, это же просто невинная забава. И ушел. А теперь рыдал. Такое вот существо, бессмертное.