Безлюдное место. Как ловят маньяков в России - читать онлайн книгу. Автор: Саша Сулим cтр.№ 32

— Что вы тогда почувствовали?

— А что может человек ощущать после этого?

— Ужас.

— Это ваше слово. Через запятую можно еще слово «страх» сказать, но никак не удовлетворение, как некоторые пытаются трактовать.

— Его не было?

— Какое удовлетворение? Паника, страх, ужас. Не дай бог, кто-то увидел. Ну как нормальный человек реагирует? Все чисто, сваливаю.

— «Не дай бог, кто-то увидел», но не «О боже, я убил»?

— Прошло какое-то время — тишина. Даже вопросов никто никаких не задал: ни где я был, ни что я делал. Наступило успокоение — относительное, конечно. Ну а дальше, возможно, ситуация аналогичная была, только я уже более хладнокровно все сделал, контролируя себя, понимая, что вроде это и не так страшно.

— Не страшно убивать? Или не страшны последствия?

— Какие там последствия? Что касается первого вопроса, не уверен, что слово «страшно» здесь уместно. Например, я ударил человека молотком или топором — все, смерть наступила мгновенно, это доли секунды. Ладно, второй раз ударил. Сколько на это секунд нужно — два раза ударить? Это не вопрос на засыпку, это чтобы вы поняли, что это буквально какие-то секунды. Посмотрел: вроде крови нет, сел в машину, уехал.

Второй пример. Вот человек, который меня сейчас выводил [конвоир], ему государство дает добро, как и какому-то снайперу, который держит в прицеле цель. Ему сказали: «Первый, огонь!» Он нажал на курок.

Или третий вариант: летчик-истребитель советской армии летит, крыльями машет «Боингу» южнокорейскому, а в нем 278 пассажиров (1 сентября 1983 года советский истребитель сбил корейский пассажирский «Боинг», отклонившийся от курса, над Сахалином. — Прим. ред.). Ему: «Сокол, огонь! Сбить цель!» Я, конечно, не вправе себя сравнивать с ними, но у всех ситуации разные.

— Но вы же сами решение принимали, вам никто не приказывал.

— Страх, наверное, тоже присутствовал у меня. А потом все меньше, меньше, меньше.

— Зачем было делать это столько раз? Что это вам давало?

— Я не знаю. Вот этого я не могу объяснить.

— Как это внутренне проявлялось? Наступает день — и вы понимаете, что сегодня кого-то убьете?

— Я же не в вакууме жил, вот случится какая-то раздражающая ситуация — и я уже весь на взводе. Или депрессия у меня, или подавленность какая-то — не знаю, как лучше назвать. Потом я попадаю в провоцирующую меня ситуацию, и это [убийство] — один из способов решения, выхода из нее.

— Но вы же сами себя в эту ситуацию помещали. Подсаживали женщин, потом убивали их.

— Потом уже я понял, что сам себя в эту ситуацию ставил. И принял гениальное решение — не ставить себя в такие ситуации. Вообще никого не сажать к себе в машину, не подбирать, не останавливаться. Я принял такое решение в 2010-м или даже в 2007 году, и оно работало — я ведь прекратил. То есть человек может сам остановиться.

Уже после этого ехал я как-то в гараж. Время 19:15, лето, сухая погода. Видимость — восемь кэмэ. Ветер северо-западный, восемь метров в секунду. Выбегает на дорогу женщина, машет. Я остановился. «Выручай, дружище». «Что случилось?» — спрашиваю. «Подвези до завода полимеров, на работу опаздываю». Я говорю: «Ну садитесь. Мне по пути». Как в фильме «Такси» ее довез, от души прокатил, душу отвел. А она мне еще и 200 рублей в благодарность дала. Я про себя еще подумал: «Не зря старался». Думал еще, что могу купить на эти деньги: пол-литра водки или пиво. С точки зрения злодея, который выискивает себе жертву, нафиг я ее на работу вез? Надо было в лес ехать и убивать.

— В лес и убивать — это должна быть другая ситуация?

— Возможно, да.

— Женщина должна быть другой? Она не на работу должна спешить, а наоборот, никуда не спешить?

— Скорее всего, так, да.

— И подвыпившей быть?

— Или вести себя так, что ей вообще наплевать, куда поедем. Главное — гулять.

— Почему вас так это злило или злит?

— А вы считаете это правильным с человеческой точки зрения? Вот представьте, вы пошли с друзьями в клуб, погуляли там. Вариант номер один: кто-то из них — потрезвее — вызовет вам такси, посадит вас. Вариант номер два: он сам сядет, прокатится и проконтролирует, что вас довезли до дома, и потом вернется дальше догуливать. Вариант номер три: если вы не в клубе, а в гостях, пришли вы на торжество, нормальный хозяин должен вас ночевать оставить и никуда не пускать. Он должен переживать за своих гостей. Так должно быть.

Также я и со своей дочерью общался. Вот она говорит мне: «Папа, мы через две недели идем с одногруппниками в ночной клуб». Я говорю: «Без проблем, сколько денег надо? Я в тот день выходной, можешь звонить, приеду, вас заберу». Если бы я в тот день работал, то мы бы с ней заранее обговорили варианты, где она будет ночевать или как добираться до дома. Она позвонила мне в три ночи: «Папа, все. Мы готовы». Я приехал, забрал всех ребятишек, по домам развез.

— А если так не получается?

— Бывало, садится женщина, у нее что-то с мужем произошло, он ей, к примеру, по глазу дал. Она вся в подтеках, говорит: «Отвезите меня к родителям». Поехал к родителям, постоял возле подъезда, проконтролировал, чтобы она поднялась. Смотрю: чик, свет зажегся. При нашей хрущевской планировке видно ведь, когда свет зажигается в коридоре. И с чувством выполненного долга — что сделал доброе дело — уехал.

— Если девушка не хотела ехать домой, вы ее убивали?

— Были те, с кем я просто сидел и выпивал. Если человек меня не провоцировал, если с ее стороны не было никакого предвзятого или негативного отношения, то я довозил ее до дома и еще и телефон просил — если человек был мне симпатичен. «Если я тогда-то позвоню, нормально?» — «Нет, я тогда-то буду на работе. Позвони лучше тогда-то». Бывало, что потом я даже узнавал у молодых продвинутых сослуживцев, куда лучше с девушкой съездить. По их совету возил ее на Байкал или на турбазу.

— Что происходило в других случаях?

— В смысле? Вам прямо надо подробности рассказать?

— Что объединяло ваших жертв? Что вас провоцировало в их поведении?

— В моем понимании девушка или женщина должна общаться с надежными молодыми людьми и не ходить по городу одна по ночам.

— Если кто-то с вами не согласен, то он — или, скорее, она — не должен жить?

— Да почему? Это уже другой вопрос. Я вообще не должен решать, кто должен, кто не должен.

— Но решали же?