Если бы мы были злодеями - читать онлайн книгу. Автор: М. Л. Рио cтр.№ 16

Он выглянул в окно и сказал:

– Очевидно, Гвендолин и профессор Йейтс на занятиях по живописи варят сценическую кровь, чтобы разбрызгивать ее по всему пляжу.

Я поморщился.

– Не смешно.

За две недели до этого мы оставили изучение «Цезаря» и перешли к «Макбету». Однако в тот день, когда Фредерик начал объяснять нам структуру трагедии, мы не смогли сдержаться и не процитировать реплику из «Цезаря», и то, что началось как простое обсуждение, вскоре переросло в спор.

– Нет, вы неправильно поняли, – произнес Александр, нетерпеливо отбрасывая волосы с лица. – Я говорил, что трагическая структура, как мы видим ее в «Макбете», превращает «Цезаря» в теленовеллу.

– Какого черта это значит? – спросила Мередит.

– Пожалуйста, не ругайся, Мередит, – мягко сказал Фредерик.

Рен выпрямилась (она сидела на полу) и осторожно поставила чашку на блюдце, стоявшее между ее коленей.

– А я как раз понимаю, – оживилась она.

– Тогда ты объяснишь всем остальным, не так ли? – Ричард.

– Макбет – хрестоматийный трагический герой.

– Трагический порок. Честолюбец. – Филиппа.

– Апчхи! – Я.

– А его жена – хрестоматийная злодейка трагедии, – добавил Джеймс, переводя взгляд с Рен на Филиппу, словно вымаливая у них согласие. – В отличие от Макбета, она не испытывает ни малейших угрызений совести по поводу убийства Дункана, что создает почву для любого другого злодеяния, которое они совершат.

Мередит пожала плечами, лениво теребя прядь волос.

– Тогда в чем разница? – скептически спросила она. – Это тот же Цезарь. Брут и Кассий убивают Цезаря, чем предопределяют дальнейшую катастрофу.

Рен захлопала ресницами и ответила – несколько удивленно:

– Но они же не злодеи? Ну… Кассий, возможно, зато Брут делает все на благо Рима.

– «Не потому, что я любил Цезаря менее, но потому, что я любил Рим более» ^[23], – процитировал Джеймс.

– Такова твоя точка зрения, Рен? – спросил Ричард.

– Ее точка зрения – это и моя точка зрения, – изрек Александр, сместившись на самый край диванчика и согнув длинные ноги так, что колени оказались почти на уровне груди. – «Цезарь» относится к другому роду трагедий, нежели «Макбет».

– И в какой он категории? – Мередит.

– Черт меня подери, если я знаю. – Александр.

– Александр! – Фредерик.

– Прошу прощения. – Александр.

– По-моему, ты слишком усложняешь, – встрял Ричард. – У «Цезаря» и «Макбета» одинаковый расклад. Трагический герой: Цезарь. Трагический злодей: Кассий. Нечто среднее: Брут. – На его губах заиграла слабая, почти ленивая улыбка. – Наверное, его можно приравнять к Банко.

– Погоди, – начал я. – Что делает Банко…

Но Джеймс с выражением крайнего негодования на лице прервал меня.

– Ты считаешь, что Цезарь трагический герой?

– Очевидно, – фыркнул Ричард. – Кто еще?

– Хм, да. – Филиппа ткнула пальцем в Джеймса. – Брут.

– Антоний ясно это показывает в пятой сцене пятого акта, – добавил Александр. – Там твоя реплика, Оливер. Что он говорит?

– «То римлянин был – благородней всех.

Все заговорщики… – Апчхи! – …за исключением

Его, так поступили, как он сам,

Из ненависти к Цезарю; один

Он, повинуясь чести и любви

К общественному благу, к ним пристал» ^[24].

Александр пожал плечами и добавил:

– Вот оно.

– Нет, – Ричард покачал головой. – Брут не может быть трагическим героем.

Джеймс смотрел ошарашенно.

– Почему?

Ричард едва не расхохотался.

– Ведь у него по крайней мере четырнадцать трагических пороков! Предполагается, что у героя должен быть всего один.

– Цезарь амбициозен, как и Макбет, – заявила Мередит. – Элементарно. Самый главный трагический порок Брута состоит в том, что он настолько туп, что не слушает Кассия.

– Как может Цезарь быть героем? – осведомилась Рен и посмотрела на Ричарда. – Он умирает в третьем акте.

– Да, но пьеса названа его именем, верно? – выпалил Ричард: он так спешил это объяснить, что слова вырывались прямо на вдохе. – Как и остальные трагедии.

– Серьезно? – произнесла Филиппа ровным тоном. – Ты собираешься строить аргументацию, отталкиваясь от названия пьесы?

– А я все еще жажду услышать про четырнадцать пороков, – заметил Александр.

– Я не имел в виду, что их точно четырнадцать, – тихо вымолвил Ричард. – Попробую выразиться по-другому… Невозможно выделить, что именно приводит к тому, что он кончает с собой.

– Разве нельзя утверждать, что трагический порок Брута в его непреодолимой любви к Риму? – спросил я, переведя взгляд на Джеймса, который, прищурившись, пристально разглядывал Ричарда.

Фредерик безмолвно застыл у доски, слушая нас.

– Нет, – повторил Ричард, – помимо прочего есть его гордость, его самодовольство, тщеславие…

Ясный голос Джеймса прорезал низкий, царапающий баритон Ричарда.

– Но ведь это по сути – одно и то же, что ты должен понимать лучше всех.

В галерее воцарилась гробовая тишина. Джеймс стиснул зубы и уставился на Ричарда. Я знал, что он не собирался говорить вслух ничего подобного, и мое сердце бухало так, будто я сам сболтнул это несколько секунд назад.

– Что ты сказал? – спросил Ричард ледяным тоном, и волосы у меня на затылке встали дыбом.

Джеймс сглотнул и ответил:

– Ты меня слышал.

– Да, мать твою, слышал, – процедил Ричард, и от звука его голоса у меня мурашки побежали по спине, замораживая все позвонки. – Я даю тебе возможность забрать свои слова обратно.

– Джентльмены. – Я почти забыл, что Фредерик был в комнате: он говорил очень тихо, и на мгновение мне почудилось, что он сейчас потеряет сознание, шокированный ситуацией. – Хватит.

Ричард, который практически сполз с кушетки и наклонился вперед, как зверь, готовившийся к прыжку, резко откинулся на подушки.

Джеймс нервно облизнул нижнюю губу и отвел взгляд.

– Прошу прощения, Ричард, – коротко и сухо произнес он. – Мне не следовало так говорить.