Но мне интересно, знает ли ваш промоутер о том, что никто из музыкантов, которых он видел на Пи-би-эс, не играл вживую? О том, что звук наложили потом? Не удивится ли он, обнаружив, что даже фортепианное соло за Композитора играл другой музыкант?
Я больше не могу участвовать в предприятии, построенном на лжи и обмане. Кажется, я только сейчас начал понимать, сколь ненавистно мне было работать в подобных условиях и как нужно не уважать себя, чтобы выступить в этом концерте.
Евгений
Прочитав это письмо в гостинице в Мемфисе, я сразу же звоню Евгению, но тот не отвечает. Через несколько месяцев мы с ним встретимся в баре в центре Манхэттена. Он расскажет о том, что у него новая работа в рекламной фирме и что она ему нравится. Теперь у него нормальный рабочий день, хорошая зарплата и бонусы. «Работа творческая», – уточнит он, словно предугадав мою мысль о том, что он снова разменивается по дешевке. Когда я начну рассказывать о нашем турне и о самых абсурдных его моментах, Евгений остановит меня: он не хочет говорить о Композиторе. Он не хочет говорить даже о скрипке. «Это все в прошлом», – заявит он. Он оставил все это позади и стал гораздо счастливее.
Единственное предложение
Нью-Йорк, май 2003 года
Ты положила все силы на поиски работы (а ты в этом деле не новичок), однако так и не смогла найти ни одной вакансии журналиста на Ближнем Востоке. Ты так и не сумела применить свое образование, заработанное с таким трудом и отнявшее столько средств, так и не принесла пользу обществу, которое частично субсидировало твое обучение правительственными студенческими займами. В последние месяцы выпускного курса ты разослала десятки резюме работодателям, но не получила ни одного предложения. Тебя не пригласили ни на одно собеседование, никто не перезвонил. За несколько недель до окончания университета обрушивается последний удар: тебе отказывают на последнем этапе рассмотрения заявок на грант Фулбрайта. Но предаваться унынию некогда, есть проблема поважнее: через пару недель тебе негде будет жить. По правилам общежития студенты-выпускники должны съехать, не дожидаясь конца мая. Как задолжавшего жильца, тебя предупреждают о выселении: после церемонии вручения дипломов у тебя есть сутки, чтобы покинуть университет.
Это крайне трудное испытание – поиски доступного жилья – вынужден проходить любой, кто решил поселиться в Нью-Йорке. Сначала ты ищешь квартиру вскладчину с друзьями и ездишь в Чайна-таун и Нижний Ист-Сайд с Николь, уроженкой Лос-Анджелеса. Ей двадцать два года, она успешный кинорежиссер. Николь знает всех и вся, тебе до нее далеко. Она назначает встречи с агентами по недвижимости, а ты следуешь за ней хвостиком. Агенты встречают вас в переулках, разрисованных граффити, и под майскими ливнями ведут в однокомнатные лофты над рыбными рынками, стоящие три тысячи долларов в месяц. В тесных офисах ортодоксальные еврейки с восхитительно красивыми сияющими лицами, одетые в длинные струящиеся юбки, знакомят вас с последним оплотом цивилизации – авеню Д в Ист-Виллидж, где как раз освободилась квартира с четырьмя спальнями. В квартире пахнет кошками; она может стать вашей всего за пять тысяч долларов, если найдете еще четырех соседей. К счастью, еще на раннем этапе этих поисков ты понимаешь, что с твоим безденежьем и твоими родителями, не привыкшими подписывать поручительские договоры, ты вряд ли сможешь составить компанию Николь – с тобой она теряет время. Ты извиняешься. Николь снимает квартиру на двоих с инвестиционным банкиром.
Все твои друзья по колледжу – все до единого – делают то же самое: снимают квартиры, воспользовавшись услугами агента по недвижимости и отвалив ему кругленькую сумму; вносят депозит за четыре месяца, просят родителей подписать поручительский договор с указанием годового дохода не меньше стоимости годовой аренды, помноженной на шестьдесят («Это же два миллиона долларов», – ахаешь ты, когда подруга описывает все пройденные недавно этапы, и тут же понимаешь, что зря открыла рот). Ты не успеваешь оглянуться, как свои квартиры появляются у всех твоих друзей по колледжу. Некоторые похожи на дворцы, другие – на чуланы, совершенно не соответствующие стоимости аренды; кто-то поселяется в Нижнем Ист-Сайде, кто-то – в Верхнем Вест-Сайде, кто-то в Митпэкинге, а один приятель даже в здании Фондовой биржи. Ты же снова принимаешься искать – на этот раз в одиночку. На твоем счету восемьсот долларов, и математика проста: ты можешь заплатить четыреста долларов за аренду и еще четыре сотни внести как депозит.
Никто не говорит, что ты никогда не найдешь квартиру в Нью-Йорке за четыре сотни долларов. Агенты-хасиды показывают лофты на задворках Бруклина, где ты теоретически могла бы жить с пятью соседями, если бы каждый построил вокруг себя стены. Разведенные отцы из Верхнего Ист-Сайда демонстрируют опустевшие комнаты с разбросанными по полу игрушками: прежде здесь жили их дети. Мужчина средних лет с огромным пузом и в майке-алкоголичке, чья квартира находится рядом с железной дорогой, показывает спальню с матрасом, покрытым зловещими пятнами, и замечает, что ему придется проходить мимо твоей спальни по пути в туалет. Дама из Португалии, не говорящая ни слова по-английски, жестом приглашает осмотреть подвал рядом с Линкольн-центром и показывает, как можно повесить простынку и отделить ее матрас от твоего.
Никто не говорит, что снять квартиру в Нью-Йорке за четыре сотни долларов попросту невозможно. И хорошо, что не говорит, потому что тебе вдруг выпадает неслыханный шанс; упоминание о нем на вечеринках в последующие годы будет неизменно повергать ньюйоркцев в шок. Солнечная трехкомнатная квартира с большой гостиной и кухней, которую ты делишь с двумя эмигрантками из Бразилии и Румынии, прибывшими в Америку совсем недавно; полы деревянные, район непрестижный, кишащий наркоторговцами, но относительно безопасный. Никаких агентских комиссий, никаких поручительских договоров. Твоя комната по нью-йоркским меркам большая, и в ней даже есть чуланчик, куда можно повесить одежду. Своя комната, как у Вирджинии Вулф (ей, правда, в отличие от тебя, в конце концов досталось наследство, и необходимость работать отпала). Более того, ты нашла эту комнату сама, без посторонней помощи, а значит, она твоя вдвойне. Цена фиксированная – 383 доллара в месяц.
Это невероятная удача, хотя ты этого еще не понимаешь, ведь ты только что отдала почти все свои деньги симпатичному управляющему домом из Тринидада, оставив себе тридцать четыре доллара. А работы по-прежнему нет, за исключением концертов с Композитором по выходным; пока этого хватит, но ты подозреваешь, что эта подработка может закончиться в любой момент.
И вот ты снова начинаешь искать. Однако ты уже не наивная девчонка, впервые приехавшая в Нью-Йорк. Теперь ты знаешь, где находится Пенсильванский вокзал, а где – Центральный; где ходят экспрессы, а где – местные электрички; с каким выражением лица можно сидеть дома, а с каким следует выходить на улицу (выражение «со мной лучше не связываться» рано или поздно появляется на лицах всех женщин в Нью-Йорке).
Первые дни жизни в новой квартире ты сидишь на полу (стульев у тебя нет) в солнечной комнате, пьешь кофе из новой чашки и рассылаешь резюме. И однажды утром, когда ты копаешься в интернете (в одной вкладке на экране взятого напрокат ноутбука – сайт с объявлениями о работе в Нью-Йорке, Вашингтоне и на Ближнем Востоке, в другой – сводка новостей из Багдада), звонит Бекка Белдж и спрашивает, свободна ли ты на следующей неделе. Но на этот раз речь идет не о выступлении на ярмарке или в торговом центре, а о чем-то гораздо более грандиозном. О чем-то, что намного лучше оплачивается.