Чингисхан, взбешенный первой тяжелой пощечиной, нанесенной монгольскому воинству, приказал армии совершить беспрецедентный форсированный марш без привычного вещевого обоза и с короткими остановками для приема пищи через каждые сорок восемь часов. Во время старта монголы отставали от Джелал ад-Дина на пятнадцать дней пути. Чингисхан наверстал эту разницу с поразительной скоростью, с пренебрежительной легкостью смел заградительное войско Джелала, миновал Газни и в конце сентября нагнал жертву на берегах Инда в том самом месте, где Тамерлан перейдет реку в 1399 году и разорит Дели (у Динкота вблизи современного Калабага)
[1544]. Он сделал лишь одну большую остановку — в Парване, где осмотрел поле битвы вместе с Угэдэем, Толуем и Джагатаем. Для любого другого командующего наказанием за проступок могла быть только смертная казнь, но Джагатай входил в число фаворитов, и Чингисхан решил, что для него наилучшей карой будет публичное унижение. С этой же целью великий хан сознательно поручил Шиги описать топографические особенности местности.
После детального осмотра ландшафта, где его фавориту нанесли поражение, Чингисхан при всех устроил ему разнос за неверную тактику, за то, что позволил Джелалу выбирать время и место для битвы. Чингисхан сказал, что оба командующих проявили бестолковость и военную безграмотность. «Вы не знали местность, и вы оба виноваты!» — добавил великий хан желчно
[1545]. Своему близкому другу Боорчу Чингисхан доверительно говорил, что Шиги испортили победы, теперь он получил горький урок и должен извлечь пользу из допущенных ошибок, и убежденно добавил: любой из его лучших генералов (Мухали, Субэдэй, Джэбэ), без сомнения, разгромил бы Джелала на этом поле биты
[1546].
На Инде Чингисхан застиг Джелала врасплох на рассвете, когда он собирался переправить армию через реку. Джелала стесняли толпы беженцев, прилипших к армии, не приносивших никакой пользы, но нуждавшихся в еде. С ним находились и некоторые члены семьи, в том числе сыновья. Чингисхан хотел как можно скорее завязать сражение, жаждая захватить человека, не только унизившего Шиги, но и подвергшего чудовищным пыткам пленных монголов — разрешив, например, забивать в уши гвозди, проникавшие и в мозги
[1547].
Вскоре он взял Джелала в полукольцо, прижав его к реке. У Джелала практически не оставалось реального выхода из окружения, и он начал крушить лодки, чтобы лишить своих людей возможности побега и заставить сражаться до конца. Он выдвинул вперед фланги, сам стоял позади с отборной личной гвардией численностью около 5000 воинов, а беженцы разбрелись по берегу. У него было намного меньше войск; впервые Чингисхан имел численное превосходство над противником. Джелал надеялся, что монголы будут измотаны долгим и трудным переходом и попусту растратят свои силы в атаке на мощный левый фланг, закрепившийся под отвесными скалами
[1548]. Поначалу казалось, что его надежды оправдываются. Первый монгольский натиск был отбит. У Чингисхана возникла серьезная проблема: слишком много сражающихся воинов толпилось на небольшом пространстве. Это исключало применение стрел; все решалось в ближнем бою — мечами и кинжалами.
Когда совсем рассвело, Чингисхан предпринял вторую атаку — на правый фланг, где стояло войско Тимур-мелика; Тимур вскоре был вынужден отступать и был убит в рукопашной схватке
[1549]. Тем временем отряд коммандос, посланный Чингисханом, взобрался по скалам за левым флангом противника и напал на него с тыла. Немало воинов погибло на кручах, но задание великого хана было выполнено: монголы смяли и левый тюркский фланг
[1550]. Джелал ад-Дину уже казалось, что он видит просвет в центре монгольских рядов и вроде бы наступил благоприятный момент для ввода в бой «бессмертных», как вдруг ему донесли о катастрофе у скал. Игнорируя угрозу центру, Чингисхан двинул войска на оба фланга. Султан, в котором уживались благородное мужество и достойная сожаления жестокость, сражался до полудня, пока не понял, что битву проигрывает. Ибн аль-Асир, перефразируя, очевидно, забытую теперь поговорку, писал: «Как гнедой конь, он не мог попятиться назад, зная, что убьют, но не мог и пойти вперед с подрезанными поджилками»
[1551].
Дисциплинированные монгольские войска не поддались соблазну броситься в погоню за убегавшим противником, а сгруппировались в центре вокруг Джелал ад-Дина
[1552]. Джелалу ничего не оставалось, как предпринять попытку прорваться на свободу, что он и сделал вместе с семьюстами гвардейцами личной стражи, бросив на произвол судьбы беженцев. Он нанес удар по монгольскому центру, чтобы пробиться к реке. Здесь он уговорил коня подняться наверх по утесу, увертываясь от стрел, и вместе с конем с высоты шестидесяти футов прыгнул в Инд, вынырнул и поплыл дальше от берега. Его тут же понесло течением (глубина реки в этом месте, кстати, 180 футов, а скорость течения 9–10 миль в час). Проплыв по диагонали 250 ярдов, Джелал добрался до другого берега
[1553]. Чингисхан, скакавший вслед за ним по берегу, все это видел и запретил лучникам пускать стрелы в голову Джелала, колыхавшуюся в речных волнах. Великий хан, не скрывая своего восхищения, громко воскликнул: «Такой сын достоин лучшего отца!»
[1554]
Иная участь постигла воинов, последовавших его примеру и тоже попрыгавших в Инд. В большинстве своем они погибли от стрел монголов, стоявших на берегу, и вода в реке стала красной от крови и долго вспенивалась телами раненых, боровшихся за свою жизнь. Все воины Джелала, не сумевшие пробиться к Инду, были убиты, в том числе и особыми монгольскими отрядами, расставленными Чингисханом в засадах, на дорожных перекрестках и дорогах, идущих от реки Инд
[1555]. Как человек-прагматик, лишенный сентиментальности, Чингисхан приказал убить сыновей Джелал ад-Дина и всех его родственников мужского пола.