– Отлично, – произнес Дэвид, раздуваясь от самодовольства.
Он поставил локоть на стол, легко коснувшись моей руки – как бы случайно, чтобы Анна заметила. Я отстранилась от него – он лгал обо мне; никакое животное не стало бы лгать.
Анна мрачно улыбнулась ему. Я смотрела на него: он не смеялся, устремив на нее пристальный взгляд, сейчас черты его лица проступили особенно отчетливо. Я подумала, что они знают все друг о друге, и поэтому так печальны. Но Анна была не просто печальна, она была в отчаянии, ее единственным оружием было тело, и она сражалась за свою жизнь, он был ее жизнью, ее жизнью было сражение: она сражалась с ним, ведь если бы сдалась, баланс сил оказался бы нарушен, и он ушел бы от нее. Чтобы продолжать войну.
Мне не хотелось участвовать в этом.
– Это не то, что ты думаешь, – сказала я Анне. – Он просил меня, но я не стала.
Мне хотелось сказать ей, что я ей не враг.
Ее взгляд перебежал с него на меня.
– Ты такая чистая, – сказала она.
Я совершила ошибку – она была возмущена тем, что я не поддалась, в отличие от нее.
– Она чиста, ну да, – подтвердил Дэвид, – она маленькая пуристка.
– Джо мне сказал, она больше не дает ему, – бросила Анна, продолжая смотреть на меня.
Джо молчал, он был занят очередной картофелиной.
– Она ненавидит мужчин, – сказал Дэвид добродушно. – Либо так, либо сама хочет быть мужчиной. Верно?
Круг глаз, трибунал; в следующую минуту они возьмутся за руки и станут плясать вокруг меня, а потом свяжут и сожгут, чтобы излечить от ереси.
Может, это было правдой: я перелистывала всех своих мужчин, как книги, чтобы понять, ненавижу я их или нет. Но затем поняла, что ненавижу не мужчин, а американцев, человеческих существ, как мужчин, так и женщин. У них был шанс, но они пошли против богов, и настало время выбрать свою сторону. Мне захотелось, чтобы здесь была машина вроде пылесоса, которая заставит их исчезнуть, чтобы я нажала кнопку, и они испарились бы, а все остальное осталось как есть, тогда животным стало бы свободнее, они бы спаслись.
– Ты не собираешься ответить? – спросила Анна с издевкой.
– Нет, – сказала я.
– Господи, – вздохнула Анна, – она действительно не человек.
И они с Дэвидом посмеялись немного, с жалостью.
Глава девятнадцатая
Я убрала со стола и соскребла жир от консервированной ветчины с тарелок в огонь, пища для мертвых. Если ты накормишь их достаточно, они вернутся; или наоборот, если накормишь достаточно, они тебя не потревожат; это было в какой-то книге, но я забыла.
Анна сказала, что вымоет тарелки. Возможно, это было способом загладить вину, компенсацией за то, что ей оказалось легче сражаться на его стороне, чем против него. По крайней мере, в этот раз. Она гремела столовыми приборами в кастрюле, напевая что-то, лишь бы я ничего не сказала ей – доверительность осталась в прошлом; ее голос занял комнату, захватил всю территорию.
Это не могло находиться нигде, кроме дома. Перед ужином я пошла в сарай за лопатой и обшарила его, а затем и огород, пока копала картошку; но там ничего не было – я бы точно заметила. Наверняка это нечто необычное, чего здесь не было, когда я ушла, – яблоко среди апельсинов, как в старых учебниках по арифметике. Она наверняка принесла это сюда специально для меня и спрятала там, где я найду, когда буду готова; и, как отцовская загадка, это должно быть найдено после размышления, никак не сразу. Анна мыла посуду, а я вытирала, осматривая каждую тарелку, желая убедиться, что я ее знаю. Но посуда оставалась ничем не примечательной – подарок прятался где-то еще.
В общей комнате тоже не было ничего необычного. Когда мы закончили, я пошла в комнату Дэвида и Анны: там висела кожаная куртка, ее не убирали после нашей вылазки. Я проверила карманы; там ничего не было, кроме пустой металлической баночки от аспирина, старой косметической салфетки и шелухи от семечек; еще там лежал обугленный фильтр от сигареты Анны, я бросила его на пол и растоптала.
Оставалась только моя комната. Едва войдя в нее, я ощутила силу: она текла по моим рукам – от кистей до плеч – я была близко. Я оглядела стены и полки – там не было этого; нарисованные мной красотки смотрели на меня недовольными глазами. И тогда я поняла: это было в альбомах для рисования – я засунула их под матрас, толком не просмотрев. Это могло быть только там, и их не должно было быть здесь, их место было в городе, в мусорном ящике.
Я услышала гудение мотора над озером, в новой тональности, глубже, чем у моторки.
– Эй, смотри, – позвала Анна из общей комнаты, – большая лодка!
Мы вышли на мыс. Это был полицейский катер, вроде тех, на которых ходят охотинспектора – они раньше проверяли нас как положено, не храним ли мы мертвую рыбу, есть ли у нас разрешение на ловлю, – обычная проверка.
Катер замедлил ход и приблизился к мосткам. Дэвид уже был там, я решила предоставить ему общение с незнакомцами, он разбирался в таких делах. Я вернулась в дом и встала у окна. Но Анна из любопытства спустилась к ним.
Там было двое полицейских или, вероятно, охотинспекторов, в обычной одежде; третий был светловолосый, вероятно, Клод из деревни, и еще четвертый, постарше, похожий на Поля. Было странно, что на катере оказался Поль: если бы он собирался навестить нас, то приплыл бы в своей лодке. Дэвид пожал всем руки, и они столпились на мостках, разговаривая вполголоса. Дэвид сунул руку в карман, за разрешением; затем он почесал шею, выражая беспокойство. По тропинке от нужника к ним подошел Джо, и разговор возобновился; Анна повернула голову в мою сторону.
Затем я увидела, как Дэвид поспешно поднимается по лестнице, шагая через две ступеньки. Сетчатая дверь хлопнула за ним.
– Нашли твоего отца, – произнес он, тяжело дыша после подъема.
Он прищурился, как бы в знак сочувствия.
Дверь хлопнула снова, вошла Анна; он приобнял ее, и они стали буравить меня взглядами, как и за ужином.
– Ох, – сказала я, – где?
– Какие-то американцы нашли его в озере. Они рыбачили, зацепили его случайно; узнать его было нельзя, но там один старик по имени Поль как-то там говорит, что знает тебя, он опознал одежду. Они решили, он упал с утеса или что-то такое, у него проломлен череп.
Задрипанный волшебник из универмага достает моего отца из ниоткуда, словно чучело кролика из шляпы.
– Где? – спросила я.
– Это ужасно, – сказала Анна. – Мне так жаль.
– Они не знают, где это случилось, – ответил Дэвид. – Его, наверно, отнесло течением; у него на шее была камера, здоровая такая. Они думают, ее вес удерживал его под водой, иначе его нашли бы раньше.
В его глазах промелькнуло злорадство.
Это было умно с его стороны – догадаться насчет пропавшей камеры, поскольку я ничего им не говорила. Должно быть, он быстро соображал, раз смог придумать все это на ходу: я знала, что он лжет, он делал это, желая поквитаться со мной.