– Червовый король. Двойка пик. Семерка бубей…
Иэн подсаживается ближе:
– Как дела, Майкл?
Не переставая раскачиваться из стороны в сторону, мужчина твердо объявляет:
– Шестерка треф!
– Да, приятель, – вздохнув, кивает Иэн, – шестерка треф.
Он снова садится на прежнее место и смотрит, как чередуются карты: красная, черная, красная, черная…
– Ну вот! – восклицает Майкл. – Туз…
– В рукаве, – договаривает Иэн.
Впервые за все это время Майкл бросает на него беглый взгляд и, повторив как эхо: «Туз в рукаве», продолжает перебирать карты.
Иэн молча сидит до тех пор, пока не истекает ровно час с момента его прихода. Он знает: хотя Майкл никак на него не отреагировал, если уйти на каких-нибудь несколько минут раньше, тот обязательно заметит.
– Ладно, приятель, увидимся через неделю, – тихо говорит Иэн.
– Дама треф, восьмерка бубей…
– Пока, – сглотнув, произносит Иэн.
Выйдя из здания, он отправляется обратно в Мэн.
Недавно Вера сделала открытие: если крепко-крепко зажмуриться и потереть глаза подушечками пальцев, начнут появляться звездочки и зеленовато-голубоватые круги. Эти круги, наверное, и есть Верины глазные яблоки, которые отражаются, как в зеркале, на изнанке ее век. А если она тянет себя за уголки глаз, то видит вспышку красного цвета – цвета гнева.
Вера проделывала этот эксперимент много раз, но со вчерашнего дня он перестал ей удаваться. Дело в том, что в школе начались занятия. Уилли Мерсер заявил, что только малявки носят ланч в коробке с русалочкой, а когда Вера, попытавшись его проигнорировать, заговорила шепотом со своей хранительницей, он засмеялся и сказал, что у нее едет крыша. Тогда Вера закрыла глаза, чтобы его не видеть, но это не помогло ей успокоиться, зато вскоре школьная медсестра позвонила маме и сказала: «Ваша дочь не переставая трет глаза. Наверное, у нее конъюнктивит».
– Вера, у тебя болят глазки? – спрашивает доктор Келлер.
– Нет, но все почему-то так думают.
– Да, твоя мама рассказала мне, что было вчера в школе.
Вера моргает и щурится, глядя на лампу дневного света:
– Я не болею.
– Не болеешь?
– Мне просто нравится это делать. Так я вижу разные вещи. Попробуйте сами, – предлагает она, вздернув подбородок.
К ее удивлению, доктор Келлер действительно снимает очки и трет глаза:
– Я вижу что-то белое, похожее на луну.
– Это внутренность вашего глаза.
– Правда? – Доктор Келлер снова надевает очки. – Ты это точно знаешь?
– Ну нет, не точно, – признается Вера. – Но вам не кажется, что глаза, даже если их закрыть, все равно смотрят?
– Очень может быть. А ты, когда закрываешь глазки, видишь свою подругу?
Вообще-то, Вера не любит говорить о хранительнице. Но доктор Келлер сильно удивила ее, сняв очки и начав тереть глаза, что Вера еле слышно отвечает:
– Иногда.
Доктор Келлер внимательно смотрит на Веру, так, как никто уже давно не смотрел. Мама, когда пытаешься ей что-то рассказать, только говорит «да-да» или «угу», а сама думает о своем. Миссис Гренальди, учительница, вообще не смотрит детям в глаза, а пялится на их макушки, словно боится увидеть в волосах каких-нибудь жуков.
– Вы уже давно дружите?
– С кем? – спрашивает Вера, хотя догадывается, что доктора Келлер не проведешь.
– Вера, а у тебя есть еще друзья? – Психиатр слегка подается вперед.
– Конечно. Я играю с Эльзой и Сарой. И с Гэри, если мама заставляет. Но Гэри вытирает сопли о мою одежду, когда думает, что я не вижу.
– Я имею в виду таких друзей, как твоя хранительница.
– Нет, – подумав, отвечает Вера. – Я не знаю никого, кто был бы на нее похож.
– А она сейчас здесь? С нами?
– Нет, – отвечает Вера и оглядывается.
Ей неловко от этих расспросов.
– Твоя хранительница с тобой разговаривает?
– Да.
– Бывает, что она говорит тебе какие-нибудь страшные вещи?
Вера мотает головой:
– Она делает так, что мне становится лучше.
– Она прикасается к тебе?
– Иногда. – Вера закрывает глаза и надавливает на них большими пальцами. – Ночью она встряхивает меня, чтобы разбудить. И обнимает.
– Это, наверное, приятно, – произносит доктор Келлер.
– Она говорит, что очень меня любит, – смущенно кивает Вера.
– Значит, она только твоя подруга? Больше ничья?
– Нет, – отвечает Вера, – у нее много друзей. Просто со мной она сейчас видится чаще. У меня тоже так было: раньше я часто ходила играть к Брианне, но ее перевели в другую школу, и теперь мы встречаемся редко.
– Твоя хранительница рассказывает тебе о тех, с кем еще она дружит?
Назвав несколько имен, Вера поясняет:
– С ними она играла давно. Сейчас уже не играет.
Доктор Келлер вдруг замолкает, что кажется странным. Обычно она прямо-таки забрасывает Веру вопросами – хоть уши затыкай. К тому же у нее подрагивают руки. Как у мамы, когда та глотает таблетки.
– Вера, – наконец произносит доктор, – ты… Тебе нравится… – Она делает глубокий вдох. – Ты когда-нибудь молилась о том, чтобы иметь такую подругу?
Вера морщит носик:
– Молиться? А это как?
По глазам доктора Келлер Мэрайя понимает, что та стоит на пороге какого-то открытия. Или, может быть, открытие уже сделано. Трудно сказать. Вера преспокойно играет в соседнем помещении, по другую сторону смотрового окна. Доктор садится за стол и жестом предлагает Мэрайе сесть напротив.
– Сегодня ваша дочка упомянула нескольких людей: Германа Иосифа из Штайнфельда, Елизавету из Шёнау, Юлиану Фальконьери…
Встретив вопросительный взгляд доктора Келлер, Мэрайя пожимает плечами:
– Не припомню, чтобы у нас были знакомые по фамилии Герман. А Шёнау – это где-то поблизости?
– Нет, миссис Уайт, – мягко отвечает доктор Келлер. – Это далеко.
– Может, она выдумала эти имена? – нервно усмехается Мэрайя. – Если у нее есть воображаемая подруга, то почему бы не… – Не договорив, она замолкает, ладони покрываются по`том, хотя она сама не понимает, с чего вдруг разволновалась.
– Имена слишком сложные, чтобы семилетняя девочка могла их спонтанно сочинить. – Доктор Келлер потирает виски. – Вера упомянула реальных людей, которые жили в Средневековье.
Еще сильнее смешавшись, Мэрайя предполагает: