Священник трогает себя пальцем за подбородок и медленно произносит:
– Я могу. А вы?
В толпе хихикают. Флетчер понимает, что допустил промах. Черт бы побрал этот прямой эфир!
– Леди и джентльмены, разрешите представить вам доктора наук Ирвина Нагеля, дендролога из Принстонского университета. Вам слово, профессор.
– Древесина, – говорит ученый, – состоит из нескольких разновидностей ксилемы. В ней есть сосуды, по которым разносятся вещества, питающие ствол. «Картины», подобные этой, получаются совершенно естественным путем. По мере того как дерево растет, внутренние слои перестают проводить питание. Они пропитываются смолой, камедью и танином. Все это твердеет и густеет. То, что супруги Маккинни увидели на сломе своей яблони, – всего лишь отложения в сердцевине дерева.
Иэн кивком подзывает к себе продюсера:
– Что скажешь?
– Не знаю, купится ли на это аудитория, – шепотом отвечает Джеймс. – Но насчет метро ты лихо прошелся.
Вдруг доктор Нагель поднимает угрожающе большие садовые ножницы:
– С разрешения Маккинни я отрезаю первую попавшуюся ветку. – (Срез светлой молодой древесины как будто бы краснеет, после чего на нем отчетливо вырисовываются три кольца.) – Вот, пожалуйста. Похоже на Микки-Мауса.
Иэн выходит на первый план:
– Профессор имеет в виду, что явление лика Христа на сломе этой яблони – всего лишь каприз природы. Подобные вещи не редкость для деревьев такого возраста и размера. – По наитию Иэн достает из кармана черный маркер и обводит очертания, проступившие на оголенных внутренностях яблони. – Родди, – обращается он к знакомому репортеру, – что это?
– Луна, – отвечает тот, прищурившись.
– А вы как считаете, отец Рейнольдс?
– Чаша.
– А вы, профессор?
– Полукруг, – отвечает доктор Нагель.
Иэн с громким щелчком надевает на маркер колпачок:
– Наше восприятие – очень мощная вещь. Я говорю: «Нет, это не лицо Иисуса». Таково мое мнение. Я могу быть прав или не прав, мои слова недоказуемы, и вы имеете полное право в них сомневаться. Но в таком случае, когда Билл Маккинни и отец Рейнольдс утверждают: «Да, это лицо Иисуса», они тоже просто высказывают свое мнение, которое невозможно доказать. Не важно, согласится с ними папа римский, президент или большинство населения земного шара. То, что они видят, все равно не станет объективным фактом. И если вы не верите мне, то почему верите им?
– Знаешь, из того, что он говорит, я половины не понимаю, и все-таки он потрясающий, – заявляет Милли. – Гляди: священник стоит почти лиловый.
– Ма, может, выключим? – смеется Мэрайя. – Или следующим будет шоу Джерри Спрингера?
– Очень смешно. Он же поэт, Мэрайя! Да ты только послушай.
– По-моему, он присвоил себе чей-то чужой текст, – замечает Мэрайя, когда Иэн Флетчер берет толстую Библию и начинает язвительно цитировать: «…только плодов дерева, которое среди рая, сказал Бог, не ешьте их и не прикасайтесь к ним, чтобы вам не умереть».
Вера входит в комнату и садится на диван:
– А я знаю эти слова.
Удивительно, но Мэрайе ветхозаветный текст тоже кажется знакомым, хотя она не понимает почему. Сама она много лет не держала в руках Библию, а ее дочка, пожалуй, вообще не знает, что это такое. Они с Колином отложили начало Вериного религиозного воспитания на неопределенный срок, поскольку ни он, ни она не могли говорить с ребенком о Боге, не лицемеря.
– «И сказал змей жене…»
Вера что-то бормочет себе под нос. Мэрайя, предположив худшее, скрещивает руки на груди:
– Что это было, юная леди?
– «…нет, не умрете».
Как только эти слова произносит Вера, Иэн Флетчер их повторяет и, сорвав яблоко с дерева Маккинни, демонстративно откусывает большой кусок. Только теперь Мэрайя вспоминает, где она недавно слышала этот текст: несколько дней назад его тихонько напевала Вера, сидя на качелях глубокой ночью. Вера, которая за семь лет своей жизни еще ни разу не побывала ни в церкви, ни в синагоге, Вера, которая никогда не ходила ни в воскресную, ни в еврейскую школу, напевала стих из Книги Бытия, как если бы это была простая считалочка.
Сотрудники телекомпании, основанной Иэном Флетчером в Лос-Анджелесе, предпочитают держаться от своего босса на приличном расстоянии, поскольку опасаются его взрывного темперамента и умения оборачивать их слова против них самих. Кроме того, в случае, если насчет Бога он окажется не прав, им не хочется в день Страшного суда гореть вместе с ним в геенне огненной. Мистер Флетчер достаточно платит сотрудникам, чтобы они уважали его право на неприкосновенность частной жизни и наотрез отказывались давать интервью. Поэтому за пределами «Пэйган продакшн» ни одна живая душа не знает, что утром каждого вторника Иэн уезжает, а куда он уезжает, не знает вообще никто.
Конечно, все активно строят предположения: может быть, у Флетчера назначено постоянное время свиданий с женщиной, может, он летает на ковен ведьм, а может, звонит папе римскому, который втайне от своей паствы является соучредителем их телекомпании. Несколько раз самые смелые из сотрудников на спор пытались проследить за черным джипом своего босса, но он всегда отрывался от них, наматывая круги по лос-анджелесской автостраде. Кто-то уверял, будто доехал за машиной Иэна до самого аэропорта, но коллеги не поверили. Куда человек может успеть слетать, если вечером того же дня ему уже надо быть на монтаже?
Утро вторника первой недели антирелигиозного похода застает Иэна Флетчера под сенью Древа Иисуса. Когда к «Виннебаго» подъезжает черный лимузин, Иэн беседует с Джеймсом и несколькими его помощниками о том, как пресса отреагировала на прошлый выпуск.
– Мне пора, – с облегчением говорит Флетчер.
Ему придется перестраивать сложившийся план и максимально экономить время, но поездка все же состоится, хотя и с вылетом из Мэна, а не из Лос-Анджелеса.
– Ты куда? – спрашивает Джеймс.
Иэн пожимает плечами:
– Есть кое-какие дела. Извини, я думал, что предупредил тебя о своем отъезде.
– Нет…
– К вечеру буду здесь, и мы закончим.
Схватив портфель и кожаную куртку, Иэн хлопает дверью автодома, а ровно через два с половиной часа уже переступает порог небольшого кирпичного здания. Идет по коридору уверенно – видно, что он здесь не впервые. Некоторые из тех, кто ему встречается, приветственно кивают. В комнате отдыха, куда он входит, стоят дубовые столы, диваны с тканевой обивкой и несколько телевизоров. За угловым столиком сидит Майкл в оксфордской рубашке и свитере, хотя в помещении тепло. В руках у него игральные карты, которые он одну за другой переворачивает, бормоча:
– Бубновая дама, шестерка пик…
– Привет, Майкл, – мягко произносит Иэн, садясь рядом.