– О, послушайте, – сказал Аулинг. – Это зашло…
– Да! Это может свести с ума! – не дал ему договорить Бэттлмонт. – И мы покажем, шаг за шагом, как вы свели нашу бедную Гвен с ума страхом за ее друзей. Страхом за меня! – Он хлопнул себя по груди и гневно уставился на Финнистер. – А знаете, что мы сделаем потом? Мы скажем народу: это может произойти с вами! Кто следующий? Ты? Или ты? Что тогда случится с деньгами, которые выделяет вам Конгресс? Что будет с вашими квотами вербовки?
– Нет, послушайте, – сказал Аулинг. – Мы не…
– Да неужели? – огрызнулся Бэттлмонт. – Вы полагаете, эта бедная девочка в своем уме?
– Ну, мы же не…
– Подождите, пока не увидите нашу кампанию, – сказал Бэттлмонт. Он взял Гвен за руку и погладил ее. – Тихо, тихо, Гвенни. Андрэ все исправит.
– Да, Андрэ, – сказала она, не в силах произнести больше ничего. Она оцепенела. «Он в меня влюблен», – подумала она. Раньше никто ее не любил. Даже родители, которых всегда отталкивал порожденный ими интеллект. Гвен ощутила тепло во всем теле. У нее в сознании произошел сбой. Мозг словно заскрипел от натуги после долгого бездействия. Гвен подумала: «Он в меня влюблен!» Ей захотелось обнять Андрэ.
– Кажется, мы зашли в тупик, – пробормотал Аулинг.
– Но мы же не можем просто… – начала Финнистер.
– Молчать! – приказал Аулинг. – Он это сделает! Неужели ты не понимаешь?
– Но если мы призовем…
– Тогда он точно это сделает! Купит какое-нибудь другое агентство, чтобы провести кампанию.
– Но мы могли бы вернуться и призвать…
– Ты не можешь призвать каждого, кто не согласен с тобой, женщина! Во всяком случае, не в этой стране! Ты спровоцируешь революцию!
– Я… – промямлила Финнистер.
– И ведь он погубит не только нас, – продолжал Аулинг, – но и всю службу. Он нанесет удар прямо по финансированию. Мне знаком подобный тип. Он не блефует. Это приведет к катастрофе!
Аулинг мотнул головой, представив себе парад рушащихся военных проектов, летящих в бездну под названием «Недостаточно средств».
– Вы умный человек, генерал Аулинг, – сказал Бэттлмонт.
– Это все Психологическая служба! – прошипел Аулинг. – Со своими блестящими идеями!
– Я же говорила, они дураки, – сказала Гвен.
– Успокойся, Гвен, – сказал Бэттлмонт.
– Да, Андрэ.
– Ну, и что будем делать? – поинтересовался Аулинг.
– Я вам вот что скажу, – предложил Бэттлмонт. – Вы оставите в покое нас – мы оставим в покое вас.
– Но как же моя вербовка? – взвыла Финнистер.
– Думаете, наша Гвен не сумеет решить ваши проблемы вне зависимости от того, больна она или здорова? – спросил Бэттлмонт. – Для вербовки используйте предоставленную программу.
– Я не стану!
– Станешь, – сказал Аулинг.
– Генерал Аулинг, я отказываюсь…
– Что будет, если я вывалю эту проблему на головы членов Генерального штаба? – спросил Аулинг. – Чьи головы полетят в первую очередь? Психологической службы? Естественно. А кто будет следующим? Люди, которые должны были решить этот вопрос на месте, вот кто!
– Но… – сказала Финнистер.
– В общем-то идея мисс Эверест звучит вполне разумно… хотя, конечно, понадобятся некоторые модификации.
– Никаких модификаций, – заявил Бэттлмонт.
«Настоящий Наполеон!» – в восхищении подумала Гвен.
– Только в мелких, незначительных деталях, – успокоил его Аулинг. – Из инженерных соображений.
– Возможно, – согласился Бэттлмонт. – При условии, что модификации получат наше предварительное одобрение.
– Я уверен, что мы договоримся, – сказал Аулинг.
Финнистер повернулась к ним спиной, сдаваясь.
– Еще одна маленькая деталь, – прошептал Бэттлмонт. – Когда будете оплачивать работу агентства по двойному тарифу, не забудьте значительную прибавку – премию для мисс Эверест.
– Разумеется, – сказал Аулинг.
– Разумеется, – сказал Бэттлмонт.
Когда вояки ушли, Бэттлмонт повернулся к Гвен и топнул ногой.
– Ты вела себя очень плохо, Гвен!
– Но, Андрэ…
– Увольнение! – рявкнул Бэттлмонт.
– Но…
– О, я понимаю, Гвен. Это я во всем виноват. Я навалил на тебя слишком много работы. Но все это в прошлом.
– Андрэ, ты не…
– Я все понимаю! Еще как! Ты собиралась потопить корабль и пойти ко дну вместе с ним. Моя бедная, дорогая Гвенни. Это же самоубийство! Если бы ты только уделяла внимание своему телелогу в Интердорме.
– Я не хотела причинить вред никому из наших, Андрэ. Только тем двоим…
– Да, да. Знаю. Ты запуталась.
– Это правда. – Ей хотелось плакать. Она не плакала… вот уже… Она даже не помнила, когда такое бывало. – Знаешь, – сказала она, – я не помню, чтобы вообще когда-либо плакала.
– Вот в чем дело! – воскликнул Бэттлмонт. – А я все время реву. Тебе нужно уравновешивающее влияние. Тебе нужен тот, кто научит тебя плакать.
– Ты научишь меня, Андрэ?
– Научу ли я?.. – Он отер с глаз слезы. – Ты отправляешься в отпуск. Незамедлительно! Я еду с тобой.
– Да, Андрэ.
– А когда вернемся…
– Я не хочу возвращаться в агентство, Андрэ. Я… не могу.
– Вот в чем дело! – сказал Бэттлмонт. – Рекламный бизнес! Он довел тебя!
Она пожала плечами.
– Я… Я просто не могу проводить очередную кампанию. Я… просто… не могу.
– Ты напишешь книгу, – заявил Бэттлмонт.
– Что?
– Это наилучшая из всех известных форм терапии, – сказал Бэттлмонт. – Я сам однажды попробовал. Ты напишешь про рекламный бизнес. Ты выставишь на всеобщее обозрение все грязные трюки: гипномелодии, субвизуальные мерцающие изображения, рекламодателей, финансирующих учебники, чтобы вставить в них свой товар, маточные комнаты, где программируют юсикеры. Все.
– Я могла бы это сделать, – сказала Гвен.
– Ты расскажешь обо всем, – сказал Бэттлмонт.
– Непременно!
– Но под псевдонимом, – сказал Бэттлмонт. – Так безопаснее.
– Когда мы поедем в отпуск, Андрэ?
– Завтра. – На него вдруг накатила старая паника. – Ты не имеешь ничего против того, что я… страшный, как свинья?
– Ты просто прекрасен! – сказала Гвен и пригладила его волосы поперек лысины. – А ты не имеешь ничего против того, что я умнее тебя?