– Я требую адвоката! – завопил Спиталери, чудесным образом обретя дар речи.
– Вам так хочется предать это дело гласности?
– В каком смысле?
– В том смысле, что, если вы позовете адвоката, я позову журналистов. Насколько я понимаю, грешки по части юных девиц за вами числятся… Если ваше белье примутся ворошить принародно, вам по-любому крышка. А согласитесь сотрудничать – пять минут, и вы свободны.
Бледный как покойник, подрядчик затрясся мелкой дрожью:
– Что еще вы хотите знать?
– Вы тут только что сказали, что не присутствовали при окончании работ, поскольку улетели. За сколько дней до конца?
– Я вылетел утром в последний день.
– А дату этого последнего дня помните?
– Двенадцатое октября.
Фацио и Монтальбано переглянулись.
– Значит, вы можете сказать, был ли в гостиной, помимо упакованных в пленку рам, еще и сундук.
– Был.
– Вы уверены?
– Более чем. И он был пустой. Это синьор Спечале велел снести его вниз. Он привез в нем из Германии всякие вещи, а поскольку сундук подраздолбался и пришел в негодность, он его, вместо того чтобы выкинуть, поставил в гостиной. Мало ли, сказал, вдруг пригодится.
– Назовите фамилии двух рабочих, которые остались работать последними.
– Не помню.
– Тогда вам лучше позвать адвоката, – сказал Монтальбано. – Я должен предъявить вам обвинение в соучастии…
– Но я правда не помню!
– Тем хуже для вас, но…
– Можно я позвоню Дипаскуале?
– Кто это?
– Прораб.
– Тот самый, кому вы звонили до этого?
– Да. И этот же Дипаскуале был прорабом, когда мы строили дом для Спечале.
– Хорошо, звоните, но смотрите не говорите ничего, что может вас скомпрометировать. Не забывайте про запись звонков.
Спиталери вытащил мобильный, набрал номер.
– Алло, Нджилино? Это я. Ты, часом, не помнишь, кто шесть лет назад работал на стройке коттеджа в Пиццо, в Марина-ди-Монтереале? Нет? А что мне теперь делать? Это комиссар Монтальбано спрашивает. Ах да, правда что. Извини.
– Кстати, пока не забыл: продиктуйте-ка мне сразу телефон Анджело Дипаскуале. Фацио, запиши.
Спиталери продиктовал.
– Ну что? – подстегнул его Монтальбано.
– Фамилий рабочих Дипаскуале тоже не помнит. Но в моем офисе должны быть записи. Могу я за ними съездить?
– Поезжайте.
Спиталери встал и кинулся к двери чуть ли не бегом.
– Постойте минутку. С вами поедет Фацио, передадите через него фамилии и адреса. А вы теперь должны быть всегда под рукой.
– Что это значит?
– Что вы должны неотлучно находиться в Вигате или окрестностях. Если понадобится куда-то уехать, вы меня предупредите. Кстати, не помните, куда вы летали в тот раз, двенадцатого октября?
– В… в Бангкок.
– Да вы, смотрю, охотник до свежатинки!
Едва за Фацио и Спиталери закрылась дверь, как Монтальбано позвонил прорабу. Надо было перехватить его до того, как тому позвонит Спиталери и даст указания, что отвечать.
– Дипаскуале? Это комиссар Монтальбано. Сколько вам нужно времени, чтобы доехать до полицейского участка в Вигате?
– Полчаса максимум. Но это бессмысленный вопрос, я сейчас никак не могу приехать, у меня работа.
– У меня тоже работа. И она состоит в том, чтобы вызвать вас сюда.
– Я еще раз повторяю, что не могу.
– Может, вы хотите, чтобы вас увезли с помпой, на машине с мигалкой, прямо на глазах у рабочих?
– Но что вам от меня нужно?
– Сейчас вы приедете и удовлетворите свое любопытство. Даю вам двадцать пять минут.
Он управился за неполных двадцать две. Для скорости даже переодеваться не стал, так и явился в заляпанной известкой робе. Дипаскуале оказался дядькой лет пятидесяти с совершенно седой головой, но черными усами. Низенький и коренастый, он упорно смотрел вниз, а не на собеседника, а когда поднимал глаза, они были мутные.
– Не пойму, сначала вы синьора Спиталери вызвали из-за того араба, теперь меня из-за этого дома в Пиццо.
– Я вас вызвал не из-за дома в Пиццо.
– Нет? А почему тогда?
– По поводу смерти того строителя, араба. Как его звали?
– Не помню. Но это ж несчастный случай! Он пьян был в стельку! Они ж с утра глаза заливают, а уж в субботу тем более! Комиссар Лоцупоне так и написал в заключении…
– Бог с ним, с заключением моего коллеги, расскажите мне в точности, как было дело.
– Но я уже и судье рассказывал, и комиссару…
– Бог троицу любит.
– Ну ладно. В ту субботу в полшестого мы закончили работать и разошлись. В понедельник утром…
– Вот тут остановимся. Вы не заметили, что араба нет?
– Нет. Что мне, перекличку устраивать?
– Кто запирает ворота на стройплощадке?
– Сторож. Филиберто. Филиберто Аттаназио.
Не это ли самое имя произнес Спиталери, когда они, войдя, застали его с телефоном? Филиберто?
– А зачем вам сторож? Вы разве не платите за «крышу»?
– Мало ли, забредет какой-нибудь отморозок обдолбанный…
– Понятно. Где я могу его найти?
– Филиберто? Он на той стройке, где мы сейчас работаем, тоже сторожем. Там и ночует.
– Прямо на улице?
– Да нет, у него там времянка из шифера.
– Объясните, где именно ваша стройка.
Дипаскуале объяснил.
– Продолжайте.
– Да я уже все рассказал! В понедельник утром нашли его мертвым. Упал с лесов, с четвертого этажа. Пьяный был, вот и полез за ограждение. Я же говорю, несчастный случай!
– Ладно, пока достаточно.
– Так я могу идти?
– Еще минутку. Вы присутствовали при окончании работ?
– Так мы в Монтелузе еще не закончили работать! – опешил Дипаскуале.
– Я говорю про дом в Пиццо.
– Но вы ж говорили, что вызвали меня из-за араба!
– А теперь передумал. Надеюсь, вы не против?
– Куда ж я денусь.
– Вы, разумеется, знаете, что в Пиццо самовольно построили целый лишний этаж?
Дипаскуале не был ни смущен, ни удивлен.
– Знаю, конечно. Я человек маленький – как сказали, так и сделал.