Я снова взглянула за стекло. Уилл. Да, это был он. Я не могла оставить его там, и я не могла зайти, и так я ждала и смотрела, желая, чтобы он взглянул на меня, чтобы вспомнил мои темные кудри и недочитанное стихотворение. И наконец, после того, как, кажется, прошла целая жизнь, Уилл поднял голову от книги и увидел меня.
Глава 15
Кэролайн слонялась по дому. Было три часа ночи. По телевизору в новостях говорили о мировом финансовом коллапсе и о том, что рынок недвижимости рухнул к чертям. В одной руке Кэролайн держала яблоко, в другой – пульт от телевизора. И тут на террасу вышел Натан.
– Каро, – произнес он, – ты не спишь.
– Да, – ответила она, откусив яблоко.
– Сделать тебе что-нибудь? – спросил Натан. – Там есть курица. Бетти приготовила детям.
Бетти была безработной школьной медсестрой, которую Натан нанял для помощи с «организацией дома», когда стало ясно, что Кэролайн в ближайшее время ничего организовывать не будет. Насколько Кэролайн знала, Бетти взяла на себя роль домохозяйки, няни, повара, гувернера, водителя и всего остального, что хотел он нее Натан. О чем еще Натан ее просил? Кэролайн не имела понятия, но обнаружила, что ей во всех отношениях все равно.
В тот же год, когда мы с Уиллом полюбили друг друга, у Кэролайн наступил период отчаяния. Как будто горе после гибели Джо, которое она не хотела признавать, дождалось второй, менее явной, смерти Луны Эрнандес и обрушилось со всей мощью. И это был действительно крах. Все остатки решимости и усилий покинули тело Кэролайн, как содержимое вылитой в траву бутылки. Целых девять месяцев, во время которых случились финансовый кризис 2008 года, закрытие «Лемон Бразерс»
[9], все банкротства, разорения и демонстрации, Кэролайн пролежала в постели в бездействии. Она спала и плакала. Ела то, что кто-то ей приносил, или то, что могла найти в кухне – яблоко, кусок хлеба, – то, что не нужно было готовить или разогревать. Ночами она бродила по дому, читала страницу-другую в случайной книжке, минут пять-десять смотрела телевизор, проверяла домашние задания, оставленные на кухонном столе. А потом, когда начинало вставать солнце и свет в доме из темного становился серым, она возвращалась в свою спальню (теперь это стала ее спальня, Натан перебрался спать в гостевую комнату внизу), натягивала одеяло на голову и погружалась в беспокойный сон.
Натан все еще читал лекции с полной нагрузкой в Хэмден-колледже, все еще публиковал свои наблюдения и выводы о жизни обожаемых им панамских золотых лягушек, которые, несмотря на свой малый размер, продолжали оставаться неиссякаемым источником данных и открытий, и, если Кэролайн была бы честна, отвратительного пищащего кваканья. Сегодня Натан был в своей голубой пижаме с монограммой, которую Кэролайн подарила ему на Рождество два года назад. Она тогда заказала такие для всей семьи, хотя, как она только что поняла, не видела своей с буквой «К» уже несколько месяцев.
Что же случилось с ее «К» пижамой?
– Кэролайн, – сказал Натан, – я о тебе беспокоюсь.
Кэролайн признала, что это было справедливо. С тех пор, как она вернулась со встречи с частным детективом, Натан оставался в уголках ее бокового поля зрения, словно видение на горизонте, которое не приближалось. «Мне очень жаль, – кричал он откуда-то издали. – Мне так жаль». И она знала, что он имеет в виду: что держал Кэролайн вдали от ее семьи все эти годы их постоянных переездов и что она потеряла брата задолго до того, как тот упал на кухонный пол. Но Кэролайн не винила Натана, по крайней мере за это; она винила только себя за то, что дала этому произойти.
– Ты знаешь, как мне жаль, что все так вышло, – сказал теперь Натан. – Но, пожалуйста, возвращайся к нам. Детям тебя не хватает. И мне тебя не хватает. – Он обхватил ее руками.
Инстинктивно она было отпрянула, но остановилась. Она почувствовала его руки у себя на спине, ощутила, как он привлекает ее к себе, и расслабилась. Она положила голову ему на грудь и вспомнила это чувство близости с кем-то. Он поцеловал ее в шею и замер так, дыша теплом в ее кожу.
И Кэролайн немедленно захотелось, чтобы Натан ее трахнул. Она ничего так не хотела. Его запах, запах сна и пота, и немного мускусного дезодоранта, и мягкость пижамы, дурацкой, сентиментальной байковой пижамы. Она медленно провела пальцем по контуру буквы «Н», вышитой белым шелком на груди, а потом начала расстегивать ее, стаскивать с него рубашку, штаны. Его руки оказались под ее майкой, и он опрокинул ее на диван, где дети обычно играли и смотрели телевизор. И где теперь были раскиданы по обивке кусочки лего.
– Ой, – пискнула Кэролайн, протягивая руку за спину, чтобы скинуть все игрушки на пол и стянуть с себя тренировочные штаны.
Натан подождал, а потом оказался на ней, и она выгнула спину, обхватила ногами его талию, и он вошел в нее. Ее яблоко, единожды откушенное, лежало на подлокотнике и упало на пол, когда Натан переменил позу.
Все завершилось очень быстро, они оба кончили со скоростью и силой, изумившей ее. Потом Кэролайн лежала поперек дивана, изумленная больше, чем удовлетворенная, а Натан гладил ее по животу, по груди, по щекам.
– Я люблю тебя, – сказал он.
Кэролайн кивнула:
– Я знаю.
После этой ночи на диване Натан начал пытаться вернуть Кэролайн в жизнь. Секс. Они занимались им, как будто снова были новобрачными, в те короткие, жаркие месяцы после свадьбы, до первого переезда, когда сама мысль, что они могут заниматься этим без всяких секретов, вранья и стыда, действовала, как сильнейший афродизиак. Натан изменил свое расписание и стал возвращаться домой в два часа дня по понедельникам, средам и пятницам.
И вот, по понедельникам, средам и пятницам Кэролайн ждала его. Она надевала шелковые пеньюары или комплекты из трусов и лифчика, розовые и ярко-красные. Иногда она встречала его у двери безо всего, только в туфлях на каблуках или коротком передничке с оборками. У них начался роман, похожий на медовый месяц по интенсивности секса, но этот секс был медленнее, осмысленнее, лучше. Они подходили друг к другу без стеснения и неловкости, с полным пониманием, чего они хотят и что могут сделать. Натан обращался с Кэролайн с такой точностью, что она забывала обо всем. Оставалось лишь обостренное восприятие того, как он касался ее и двигался в ней.
Вскоре Кэролайн вышла из спальни и начала возить детей туда и сюда, на футбол, к врачу, в гости к друзьям. Она начала готовить обеды и загружать белье в стиральную машинку. Она постриглась остроугольным каре и покрасила волосы в медовый цвет, светлее ее собственного. Она уволила Бетти.
Близнецы, которым было одиннадцать, казалось, довольны вновь обретенным присутствием Кэролайн, тем, что все стало возвращаться к нормальной жизни. Только Луис, которому было пятнадцать и который был уже выше Натана, смотрел на Кэролайн искоса и говорил с ней как с младенцем. Или, еще хуже, с непослушным домашним питомцем. Луис, подозревала Кэролайн, понял ее секрет. Что даже если она вернулась к своим бытовым обязанностям, даже если готовила, шутила и чистила зубы, ее внутренняя сущность оставалась наверху, в кровати, под пуховым одеялом, завернутая в темноту.