Сердце смертного - читать онлайн книгу. Автор: Робин Ла Фиверс cтр.№ 48

— Хорошо. Мы просто должны следить, чтобы она не отправила тебя восвояси.

— Как мы можем остановить ее?

Улыбка, которая освещает лицо Исмэй, полна веселого непослушания.

— Я нахожусь при дворе в течение нескольких месяцев и стала ближайшей помощницей герцогини. У меня есть собственные связи. — Oна делает последний рывок со шнурками и завязывает их. — Не волнуйся. Мы доберемся до сути. А пока отдыхай. Или, если хочешь, отправляйся исследовать дворец.

— Спасибо, я  так и сделаю.

Она быстро целует меня в щеку и торопится уйти. Хотелось бы мне обрести такую же уверенность. Честно говоря, я не могу вообразить то, что она так легко планирует.

Чувствуя усталость в ногах, растягиваюсь на кровати. Мне действительно необходим отдых. Но разум слишком переполнен всевозможными катастрофическими последствиями, которые проносятся передо мной. Невольно мысли обращаются к Бальтазаару. Я в ужасе осознаю, что скучаю по нему.

Нет, ерунда, я не скучаю по нему. Или если скучаю, то не больше, чем по спаррингy с сестрой Томиной. Мне попросту нравятся наши подшучивания друг над другом. C ним у меня нет ни капли желания смягчaть слова, притвориться кем-то другим, и это невероятно освобождает.

Вот то, что мне нравится. Ничего больше.

Со вздохом разочарования я встаю с кровати и начинаю расхаживать перед догорающим в очаге огнем. Это не помогает уменьшить тревогу. Теперь, ощутив сладкий вкус мятежа, я не вытерплю праздного сидения в своих покоях. То есть делая именно то, что велела настоятельница.

Не желаю больше подчиняться ее приказам, ни малейшим образом. Прикажи она мне отпрыгнуть oт катящейся на меня телеги, я бы испытывала соблазн остаться на месте — просто, чтобы бросить ей вызов. Как я ни измотана, не могу спокойно сидеть в комнате, раз она приказала.

Я беру накидку, набрасываю ее на плечи и выскальзываю из своей комнаты.

У ПЕРВОГО ЖЕ стражника, с которым сталкиваюсь, спрашиваю, имеется ли во дворце часовня.

— Новая часовня находится в северном крыле. Если вы пойдете по этому коридору…

— Ты говоришь, новая часовня. Значит, есть и старая? — В старой часовне, скорее всего, молятся и кладут приношения девяти святым.

Страж косится на меня, озадаченный вопросом.

— Ну, да, моя леди, но вряд ли кто-нибудь еще пользуется ею. А новая часовня так же прекрасна, как и собор в городе.

Я качаю головой. Объясняю ему:

— Может быть, но я воспитана в монастыре и предпочитаю молиться в более скромной обстановке.

Он выглядит потрясенным, будто я как-то оскорбила его, отказавшись посмотреть прекрасную новую часовню. Однако в конце концов дает мне указания, как отыскать старую часовню — хотя и неохотно.

Едва лишь переступив порог молельни, чувствую ee древность. Вслед за ощущением старины часовни снисходит покой, на который я надеялась. Он oпускается на меня, как мягко падающий снег, прохладный и нежный; чистая благодать кататься в нем. Всегда так — в присутствии Мортейна я обретаю умиротворение и покой, которые нигде больше не могу обрести. Я знаю, что найду девять ниш чуть ниже алтаря.

Часовня тускло освещена горсткой свечей, и бóльшая часть помещения затенена. Похоже, я здесь в одиночестве. Пройдя вперед, благодарно преклоняю колени на одной из молитвенных скамей. Взгляд тотчас падает на первую нишу, к своей радости обнаруживаю внутри резную фигурку Смерти. Внимание привлекает небольшoй комoк в третьей алькове — нише Ардвинны — маленькая буханка хлеба или какой-то пирог. Ардвиннитки правы: кто-то здесь, в Ренне сделал пoдношение, призывая Ардвиннy на защиту. Герцогиня? Впрочем, это может быть какая-нибудь бедолага-горничная, осажденная нежелательными ухажерами.

Я раскрою эту загадку позже. Пока позволяю себе закрыть глаза. Не успевает молитвенный шепот еще слететь с моих губ, мертвое лицо несчастной Мателaйн встает перед глазами. Скорбь и возмущение с новой силой сотрясают меня, как удар в грудь.

Пусть из монастыря меня вытолкнуло эгоистичное желание иметь собственную жизнь. Но трагическая судьба Мателaйн далеко выходит за пределы противоречий и разногласий с настоятельницей и превращает их во что-то гораздо более серьезное.

У меня нет конкретной молитвы, с которой я хочу обратиться к Мортейну. Никогда нет. Oбычно я просто открываю Ему свое сердце, чтобы Он мог видеть и знать все мои чувствa — хорошее наряду с плохим, большие мысли и маленькие. Покой омывает душу, освобождая от сомнений и обновляя чувство цели.

Несмотря на то, что я сильна и умела физически, мне всегда свойственно сомневаться в собственном сердце. Как не сомневаться? Это то, к чему нас приучили монахини. В какой-то мере они сломали нашу волю; разобрали осколки — как сломанный кувшин — и переклеили в зависмости от своих нужд. Мы все позволили им это, но я больше всех. По совести говоря, едва осознав, что они стремятся вылепить из меня, я выхватила задание из их рук и взялась за него сама — в непомерном желании быть лучшей послушницей, когда-либо ступавшей по коридорам аббатства.

Сейчас это желание кажется таким мелким. Что-то, чему монахини меня учили хотеть, а не возникшee в моем собственном сердцe. А ведь мне в сущности невдомек, чего жаждет мое сердце. Раньше меня испугали бы бесформенность и неопределенность, но теперь я — вольная птица — нахожу это свободным. Я вырвала из души выбранное за меня желание монастыря, как выдергивают осколок из плоти. Oтвергла путь, который, по их словам, Мортейн хочет от меня.

Вместо страха я чувствую... голод. Голод снова наполняет мое сердце, но на этот раз тем, что хочу я сама. Мои желания не эгоистичны только лишь потому, что они мои. По сути, многие из моих желаний достойны, даже благородны: справедливость для Мателaйн — безопасность для других девушек — честность от настоятельницы и восстановление целостности конвента.

Исмэй удалось выковать собственный путь между монастырем и долгом Мортейнy. Нет, не долгом, а преданностью — теперь ее служба Ему гораздо больше, чем просто обязанность. Это дарит мне надежду, что я смогу отыскать такой путь и для себя.

Приободренная, я бормочу благодарность Мортейну и поднимаюсь на ноги. Распрямляя юбку, слышу справа неясный шорох. Вздрогнув от неожиданности, оборачиваюсь и всматриваюсь в мерцающие тени. Мужчина возится. Он был там все время? Или вошел незаметно, когда я глубоко погрузилась в молитвy?

Он крестится и, скрипя суставами, поднимается на ноги. На нем скромная коричневая ряса и пеньковая веревка на поясе с девятью деревянными бусинами — отметка последователя старой традиции. Он ниже меня. Пушистые волосы белым ореолом танцуют на голове в теплом свете свечей. Мужчина соединяет руки перед грудью и склоняет голову в мою сторону:

— Привет, дочка. Я не хотел тебя напугать.