Египет под властью Птолемеев. Иноземцы, сменившие древних фараонов. 325–30 гг. до н.э. - читать онлайн книгу. Автор: Персиваль Элгуд cтр.№ 67

Когда стало известно о действиях Катона, недовольство, и без того бродившее среди александрийцев, выплеснулось с новой силой. Жители столицы стали винить Авлета в потере Кипра и в резкой форме требовать, чтобы он покинул Египет. Царь не стал заставлять горожан повторять свои требования дважды и в 58 г. до н. э. сел на корабль, направлявшийся в Рим, оставив жену и пятерых детей в качестве заложников. Когда судно вышло из бухты, Авлет приказал направить его к Родосу, где находился Катон, в надежде, что этот добродетельный человек проявит к нему, «союзнику и другу римского народа», сострадание и поддержит его. Но его ожидания не сбылись. Катон холодно посоветовал царю возвращаться в Александрию, пересмотреть свой образ жизни и больше не плести интриги в Риме.

Однако свой совет Катон давал напрасно. Авлет понадеялся на помощь Цезаря и отправился в Рим, но опоздал. Цезарь сражался в Галлии, а его сторонники не хотели вмешиваться в дела Египта. Авлет понимал, что ситуация не предвещает ему ничего хорошего, и, если бы не поддержка Помпея и Рабирия Постума, занимавшегося денежными спекуляциями, он перестал бы надеяться, что сумеет вернуть свой трон. Ко всем проблемам Авлета добавилась еще одна: в Италию прибыли сто влиятельных граждан Александрии, которые должны были сообщить сенаторам о низвержении Авлета и восхождении на престол его старшей дочери Береники. Но до Рима они так и не добрались – по пути на них напала банда головорезов, нанятых Авлетом, и лишь немногие из них выжили и смогли рассказать о случившемся. Цицерон, непреклонный ревнитель законов, не сомневался в причастности Авлета к этому убийству. «Золото он взял, – писал он одному из своих многочисленных адресатов, – как вы утверждаете, для передачи рабам Луция Лукцея, чтобы они убили александрийца Диона, жившего тогда у Лукцея». Затем он добавил: «Великое преступление – злоумышлять против послов» ^[67]. Но римляне так и не сумели прийти к единому мнению по этому поводу.

Многие сенаторы, шокированные услышанным, осудили преступление и стали призывать к тому, чтобы его организатор был арестован и наказан. Другие, получившие деньги от Авлета, утверждали, что римляне ничего не могут сделать, ведь их связывает обещание помогать своему «союзнику и другу». Сенаторы в смятении обратились к Сивиллиным книгам, где нашли стих, имевший отношение к проблеме. «Если царь Египта придет с просьбой о помощи, – говорилось в них, – не отказывайте ему в дружбе, но и не давайте ему многое». В сложившейся ситуации предсказание не было очень полезно, и между сенаторами разразился ожесточенный спор о том, как следует понимать слово «дружба». Одни заявляли, будто оно обязывает римлян помочь Авлету вернуть себе египетский трон, другие – что оно подразумевает всего лишь необходимость развлекать незваного и нежеланного гостя на протяжении как можно более короткого промежутка времени.

Когда сенаторы склонились к первому из этих двух вариантов, им пришлось столкнуться с новой проблемой, заключавшейся в том, кто должен выполнить данное задание. За право взяться за него боролись Помпей и Красс, об ожесточенности соперничества которых свидетельствует факт привлечения к суду Милона, приверженца первого из них. Бывший обвинителем Клодий, поддерживавший Красса, противника Помпея, подлил масла в тлевшие угли. «Кто морит вас голодом?» – спрашивал он у толпы, и слушатели кричали в ответ: «Помпей!» «Кто хочет отправиться в Египет?» – продолжил интересоваться он, и люди отвечали: «Помпей!» «Кого мы пошлем?» – задал он свой последний вопрос, и в ответ раздался рев: «Красса!»

Цезарь, успевший забыть о Египте и делах его царя, отправился в Галлию, где услышал о соперничестве, угрожавшем дальнейшему существованию триумвирата. В 56 г. до н. э. он созвал в Лукке собрание, в ходе которого триумвиры должны были решить, каким станет их будущее. Помпей и Красс отказались во время него от своей вражды и личных планов относительно Египта, а также решили назначить ответственным за возвращение египетскому царю его трона проконсула Сирии Авла Габиния, причем эту услугу они хотели оказать Авлету не даром, а за плату, которую участники триумвирата собирались разделить между собой. Красс должен был, пока Габиний будет занят в Египте, предпринять поход в Парфию, Помпей – оставаться в Риме, а Цезарь – вернуться в Галлию.

Однако едва собрание закончилось, Помпей замешкался. Предложение Цезаря игнорировать решения сената по египетскому вопросу было весьма рискованным, и Помпей понимал, что, если поход окажется неудачным, именно он станет козлом отпущения. С таким же сомнением он относился к выбору кандидатуры Авла Габиния. Проконсул Киликии Лентул Спинтер был человеком более осторожным, и Цицерон по просьбе Помпея стал аккуратно расспрашивать его, чтобы прощупать почву. «Ты, правящий Киликией и Кипром, в состоянии выяснить, что ты можешь сделать и чего достигнуть, – писал он Лентулу Спинтеру, – если положение вещей даст тебе возможность держать в своей власти Александрию и Египет, то дело достоинства – твоего и нашей власти, – чтобы ты, поместив царя в Птолемаиде или в каком-нибудь другом близлежащем месте, отправился в Александрию с флотом и войском с тем, чтобы после того, как ты восстановишь там мир и расположишь войско, Птолемей возвратился в свое царство. Таким образом царь и будет восстановлен тобой, как сенат и решил вначале, и будет возвращен без участия войска, как, по словам благочестивых людей, угодно Сивилле» ^[68]. Но Спинтер отказался от данного плана.

Авлет, знавший об этой задержке, в отчаянии отправился в Эфес, где собирался поговорить с Габинием, в то время как жители Александрии, хорошо осведомленные о передвижениях своего бывшего царя, торопили Беренику, заявляя, что она должна опередить отца и найти себе мужа, способного защищить ее права на престол. Найти подходящего жениха было непросто. Выйти за брата Береника не могла, так как старший из них был еще грудным ребенком, и царским «друзьям» оставалось лишь предложить ей одного из двоих внуков Селены Клеопатры и правителя Сирии Антиоха Грипа. Однако это предложение вызвало яростное негодование. «Неужели все зашло так далеко, – ворчали униженные александрийцы, – что египетской царице приходится искать себе мужа в римской провинции?»

Брак все же был бы заключен, если бы не вмешательство Авла Габиния. Этот проконсул, не перестававший ожесточенно спорить с отцом Береники по поводу стоимости своих услуг, не хотел допустить появления союза, способного помешать возвращению его клиента на египетский престол, и наотрез отказался выпускать жениха из Сирии.

Тем временем жители Александрии нашли другого кандидата в мужья своей царицы. Им оказался некий Селевк, хваставшийся малопонятными родственными связями с Селевкидами. Его внешность была настолько невыразительной, а речь – грубой, что уже через несколько часов после прибытия в Египет его окрестили «торговцем соленой рыбой». «Медовый месяц» продлился всего неделю. Заметив отвращение, которое Береника испытывала к мужу, а возможно, и по ее приказу дворцовые стражи задушили его. Это преступление только еще больше разожгло костер беспокойства.