Египет под властью Птолемеев. Иноземцы, сменившие древних фараонов. 325–30 гг. до н.э. - читать онлайн книгу. Автор: Персиваль Элгуд cтр.№ 66

Меньший энтузиазм вызвала новость о том, что сенаторы расширили полномочия Помпея на всю Азию, и горожане задумались, ограничится ли этот выдающийся римлянин, преследовавший Митридата сначала до Евфрата, а затем в обратном направлении вплоть до Черного моря, вторжением в Малую Азию. Вскоре они узнали ответ на этот вопрос. Оставив Митридата выбирать между голодом и капитуляцией, Помпей двинулся в сторону Дамаска, решив, что, вторгнувшись в Аравию, закрепит свою победу.

Египет получил долгожданную возможность, и из Александрии в Сирию отправились послы, которые должны были передать Помпею добрые пожелания и уговорить его принять в дар «венец стоимостью в четыре тысячи золотых монет». Помпей, считавший себя равным царю, принял подарок, поблагодарил посланников за теплые слова и выразил надежду на то, что впоследствии сможет увидеться с Птолемеем. Меньшее удовольствие ему доставило «золотое кольцо стоимостью в пятьсот талантов», подаренное Аристобулом, сражавшимся в тот период со своим братом Гирканом за власть над Иудеей. Этот подарок походил на взятку. Помпей мог разграбить ту или иную местность или принять что-то в знак уважения от правящего царя, но продаваться малозначительным князькам он считал ниже своего достоинства.

Правда, обстоятельства все равно вынудили римлянина вмешаться в дела Иудеи. Помпей не мог перейти Иордан до прекращения разгоревшегося там конфликта и вызвал обоих братьев в Дамаск. Ни один из них не сумел добиться какого бы то ни было значительного успеха в ходе этой войны, а прибытие группы старейшин, заявивших, будто Иудее не нужно другого правителя, кроме «первосвященника бога, которому они поклоняются», привело Помпея в некоторое замешательство. Вместо того чтобы вынести решение, он приказал всем участникам конфликта отложить спор до тех пор, пока он сам не прибудет в Иерусалим. Гиркан и старейшины согласились с этим предложением, но Аристобул проявил открытое неповиновение и укрылся в Иерусалиме. Помпей, не относившийся к числу римлян, готовых терпеть оскорбление, тотчас же двинулся в сторону этого города. Иерусалим был прекрасно укреплен – его невозможно было захватить без стенобитных орудий или вынудить сдаться после долгой осады без конницы. Первые можно было раздобыть в Тире, но Помпей никак не мог придумать, откуда взять вторую, пока Авлет не предоставил ему 8 тысяч всадников. Помпей не забыл об этом дружеском жесте и вернул Авлету долг, когда тому понадобилась помощь. Иерусалим пал. Аристобул шел в триумфальной процессии Помпея, а Иудея и Сирия стали римскими провинциями.

Тем временем над Птолемеем Авлетом нависла угроза – он мог лишиться трона. Жители Египта не простили ему ни повышения податей, ни помощи римлянам. Это мало значило для царя, гордившегося тем, что он сумел стать союзником римлян. В итоге Авлет не обращал ни малейшего внимания на злые взгляды, сверлившие его спину, и приглушенные ругательства, доносившиеся до его слуха. Если бы царь больше знал о мире, в котором жил, он не допустил бы подобной ошибки.

Римляне, оказавшиеся не менее чувствительными, чем александрийцы, открыто возмущались, слыша, с каким презрением Помпей отзывается о границах своих полномочий, не распространявшихся на Сирию, Палестину и Аравию, а Цезарь, Лукулл, Красс и Цицерон не собирались закреплять триумф своего соперника. Для того чтобы проверить Помпея, Цезарь предложил назначить в Италии уполномоченного, который бы обладал властью в том же объеме, что и Помпей в Азии, но потерпел неудачу и был вынужден отправиться в Испанию.

В 60 г. до н. э. он вернулся и выяснил, что Помпей, удивленный всеобщим нежеланием признавать его достижения, все еще находится в Риме. Разразилась назревавшая все это время буря. Сенаторы по наущению Красса и Цицерона отказались ратифицировать указы, изданные Помпеем вне Рима, и предоставлять землю его легионерам, в то время как Лукулл, которого он сменил в Азии, и Красс, всегда его недолюбливавший, обвинили его в разграблении захваченных территорий. Более осторожный Цезарь опасался так сильно обострять соперничество. В итоге он предложил Помпею заключить союз, к которому присоединился поддавшийся уговорам Цезаря Красс. Таким образом возник так называемый первый триумвират, войдя в который Помпей пообещал обеспечить Цезарю избрание на должность консула, Цезарь – убедить сенаторов принять азиатские постановления Помпея, а Красс должен был получить финансовую поддержку от обеспеченных римлян. Птолемею Авлету, все еще ждавшему, что сенат подтвердит его право на престол, этот союз не сулил ничего хорошего. Теперь вместо одного римлянина он был вынужден вести дела сразу с тремя.

Авлет понимал, что теперь ему придется все начинать заново, и опять задумался над сложившейся ситуацией. Бесстыдный египетский царь осознал, что звезда Помпея заходит, а Цезарева, наоборот, поднимается, и решил обратиться со своей просьбой к последнему. Никогда прежде деньги не играли такую важную роль при принятии римлянами решений, как в тот период. Честный человек, не имевший состояния, мог получить только такое место, занимая которое ему удавалось находиться на грани нищеты, и никто не знал это лучше, чем Цезарь. Он одалживал огромные суммы, тратил деньги без оглядки и в конце концов оказался в весьма затруднительном положении. Когда он стал пропретором Испании, ситуация несколько улучшилась, но он все еще располагал весьма ограниченными средствами, и ростовщики опасались идти ему навстречу.

Затруднительное положение, в котором оказался Цезарь, было на руку Авлету, начавшему осторожно выяснять, сколько будет стоить покровительство этого римлянина. Оказалось, что заплатить нужно 6 тысяч талантов, и, взрогнув при виде этой суммы, Авлет все-таки расстался с ней. Но слово Цезаря стоило столько же, сколько его долговая расписка. Убедившись в платежеспособности своего клиента, он убедил сенаторов признать Авлета царем Египта, «союзником и другом римского народа». Едва ли этот титул стоил суммы, заплаченной правителем Египта. Птолемей вполне мог быть «союзником» римлян, если тем понадобится его помощь, но «другом» – никогда, и Авлет понял это очень быстро.

Через несколько месяцев недавно избранный трибуном Публий Клодий стал выступать за захват Кипра, пытаясь таким довольно неприглядым способом снискать народную любовь. Вряд ли Республика, к тому времени владевшая Албанией, Македонией, Грецией, Испанией, Киреной, Понтом, Арменией, Сирией, Иудеей и Аравией, нуждалась в захвате территории, принадлежавшей человеку, недавно объявленному ее «союзником и другом». Однако Клодий стремился и к достижению личных целей – этот безжалостный и злопамятный человек жаждал уничтожить всех, кто посмел перейти ему дорогу. Первыми двумя его жертвами стали Цицерон и Катон Младший, обвинившие его в распутстве, а затем наступила очередь Авлета, опрометчиво отказавшегося выкупить его у киликийских пиратов. Первой целью для мести Клодия стал Цицерон. Покинутый Цезарем, он бежал в Грецию, и Клодий переключился на Катона и Птолемея.

По приказу сенаторов Катон с тяжелым сердцем отправился захватывать Кипр, и Клодий надеялся, что выполнение этого задания навсегда избавит его от болтовни недруга о добродетели. Римляне остановились на Родосе в надежде, что им удастся убедить наместника Кипра, младшего брата Авлета, подчиниться решению Республики в обмен на обещание предоставить ему пожизненное право занимать должность верховного жреца в Пафосе. Несчастный Птолемей с негодованием отверг это предложение и, предпочтя смерть позору, принял яд. Сбитые с толку из-за гибели своего правителя жители Кипра не оказали римлянам сопротивления, и Катон конфисковал «горы поистине царской утвари и украшений – чаши, столы, драгоценные камни, пурпур, которые надо было продать и обратить в деньги» ^[66]. Будучи человеком крайне порядочным, он не извлек из этого личную выгоду. Катон следил за продажей всех этих сокровищ, записывал имена покупателей, проверял счета по сделкам. К несчастью, книги со счетами и их копии погибли в море, и по возвращении в Рим Катон был вынужден убеждать сенаторов в том, что он не приложил руку к их исчезновению, чтобы скрыть свое участие в разграблении острова.