Египет под властью Птолемеев. Иноземцы, сменившие древних фараонов. 325–30 гг. до н.э. - читать онлайн книгу. Автор: Персиваль Элгуд cтр.№ 23

В той или иной степени существовала также царская монополия на маслоделие. Выращивать масличные деревья можно было свободно, но производством самого масла могло заниматься только государство. Чиновники определяли, в каких местностях следует разрешить высаживать маслины, платили крайне низкое жалованье работникам и передавали откупщикам выручку от продажи. Ни масло, ни вино не отличались высоким качеством, и покупатели, желавшие получить более качественные товары, вынуждены были дорого платить за свою прихоть. Высокие таможенные пошлины приводили к снижению импорта большинства товаров, ибо свободной торговле не было места в бюрократизированном государстве, которым правил Филадельф.

Занятый этими экспериментами, он не заметил ухудшения здоровья сестры. Она проболела несколько месяцев и в 270 или 269 г. до н. э., ослабев духом и телом, умерла. Историки поступили с женой и сестрой Филадельфа очень несправедливо, зафиксировав ее прегрешения и позабыв о добродетелях. Она, несомненно, была человеком жестокосердным и безжалостным, и люди, как мужчины, так и женщины, перебежавшие ей дорогу, дорого за это поплатились. Но в этом отношении Арсиноя была всего лишь женщиной своего времени, и потомкам следует рассматривать ее дела именно с этой точки зрения.

По крайней мере, она была верной женой и любящей матерью, и муж, сын и брат, в свою очередь, относились к ней с уважением и восхищались ею. Арсиноя очень многое сделала для своего сына Птолемея, рожденного ею от Лисимаха и чудом избежавшего смерти от рук Керавна в Кассандрии. Он был наследником македонского престола, который до этого занимал его отец. Но путь к трону ему преградили сначала Антигон, а затем Керавн, и Филадельф не стал вмешиваться в сложившуюся ситуацию. Линия поведения Арсинои, несомненно, была крайне эгоистичной – в ее основе лежало страстное желание править, причем, по возможности, единолично, а если это не удастся, то в роли «серого кардинала», стоящего позади трона. И на протяжении первых лет их с Филадельфом брака она оказала на супруга огромное влияние. Арсиноя будила в нем амбиции и сознательность до тех пор, пока он не избавился от детского тщеславия. Царь понимал, чем обязан жене, и воздавал ей многочисленные почести. При жизни царицы он основал культ в ее честь, назвавшись вместе с ней «богами Филадельфами», а после ее смерти придал ее культу общегосударственное значение, назначил для его отправления специальную жрицу и отождествил Арсиною с Афродитой. С того времени жившие в Египте греки отдавали почести богам Филадельфам и Арсиное-Афродите. Калликрат Самосский, командовавший египетским флотом, в честь новой богини установил в Олимпии две статуи, построил в Канопе в ее честь храм Зефирий.

К памяти об Арсиное с глубоким уважением относились повсеместно. Одну ее статую афиняне установили в Одеоне, а вторую – в роще на склоне горы Геликон. В Египте на средства различных объединений, в том числе профессиональных, строились часовни в ее честь, а жрецы вырезали на стенах своих храмов надписи, где восхвалялись добродетели обожествленной покойной царицы. «Наша царица скончалась!» – кричали люди, и все жители Египта воистину были глубоко тронуты ее смертью.

Стремясь увековечить память сестры, Филадельф направил на поддержание ее культа налог в 1/6 часть урожая винограда, сменил названия нома Моэрис, который отныне стал называться Арсиноитским, и приказал своему архитектору построить святилище, способное соперничать по своему великолепию с Семой, гробницей Александра Македонского. Этот приказ, должно быть, очень понравился престарелому, но все еще сохранившему подвижность Дейнократу, придумавшему концепцию, которая должна была поразить весь мир.

Его идея, несомненно, была весьма оригинальной. Он собирался разместить на потолке своего творения, над железным изваянием Арсинои, магниты, достаточно мощные для того, чтобы держать статую в воздухе, заставив таким образом посетителей поверить, что обожествленная царица находится между небом и землей. Но Дейнократ ошибся в расчетах и до смерти, последовавшей вскоре после этого, пытался с ними разобраться. Его ученик и преемник Сатир, человек более приземленный, не стал продолжать попытки воплотить в жизнь идею своего учителя. Вместо этого он установил перед святилищем Арсинои высокий обелиск, вырезанный по приказу последнего египетского фараона Нектанеба, желавшего таким образом увековечить собственную память.

Македонянин, ставший вдовцом в возрасте до сорока лет, редко решал остаться в одиночестве до конца своих дней, и Филадельф вскоре снова начал интересоваться женщинами. Через год после смерти жены он нашел себе новую спутницу – женщину по имени Билистиха, девушку атлетического сложения, присуждавшую и завоевывавшую награды на Олимпийских играх. Для того чтобы все окружающие точно заметили красоту ее тела, эта женщина предпочитала носить просвечивающие одеяния. Приверженцам Арсинои не приходилось обижаться – подобные временные союзы стали весьма характерны для Александрии, и даже трезво мысливший Птолемей Сотер не видел ничего дурного в содержании нескольких фавориток. Строгие дамы старшего возраста, должно быть, фыркали при виде этих гетер, но Лаис и Фрина, жившие еще ранее, были выдающимися в своем роде женщинами, а жители Александрии, города любви, последовали образцу коринфян. Но Билистихе было далеко до Аспасии, и ее соперницы и преемницы определенно не подражали знаменитой возлюбленной Перикла.

Филадельф постепенно становился все менее требовательным при выборе подруг. Он лишился осмотрительности и приближал к себе в основном простых женщин и рабынь, таких как флейтистки Мнесида и Пофина или певица Миртия. К их числу принадлежали также полногрудая египтянка Дидима, возможно больше всего привлекавшая царя, и Клино, любившая изображать из себя вторую Арсиною. Правда, последней это не очень удавалось, и александрийцы громко смеялись, когда маленькая кравчая выходила в город, увенчав голову двойным рогом изобилия, символом покойной царицы. Но Филадельф уже не был пленен ни этими женщинами, ни характерным для него в юности убеждением о том, что правитель должен доставлять и получать удовольствие. С ними он просто отвлекался от государственных дел, ставших для него смыслом жизни.

В то время Египет действительно нуждался в том, чтобы им правил хладнокровный человек. Наместник Кирены Магас говорил и вел себя так, будто был независимым правителем. Сын Селевка Антиох готовился вернуть себе Киликию и Финикию, а в Афинах Хремонид призывал сограждан сбросить македонское иго. Слова Хремонида о том, что Филадельф, следуя примеру своих предков и намерениям сестры, готов с рвением защищать свободу греков, ободряли эллинов и приводили в уныние их врагов. Правда, самого Птолемея они тоже огорошили, так как он не собирался проникаться к грекам более теплыми, чем уже имевшиеся, чувствами. Но его уже взяли в оборот, и Хремонид не собирался оставлять царя в покое до тех пор, пока к Пирею не подплывет эскадра египетских кораблей. Но она прибыла слишком поздно – Афины уже были осаждены, и флотоводец Патрокл не рискнул высаживать солдат на берег. В конце концов Афины сдались, и Филадельф перестал интересоваться их судьбой. Тогда он думал не столько о Греции, сколько об Италии.

На протяжении жизни уже более чем одного поколения там господствовал Рим, превосходство которого в конце концов смогли сдержать только галлы на севере и греческие города-государства на юге. Первой причиной для неизбежной борьбы стал Тарент, жители которого обратились к царю Эпира Пирру с просьбой о помощи. Последний хорошо знал Египет – он уже успел насладиться местным гостеприимством, был женат на родственнице египетских царей и дружил с сыном и наследником Птолемея Филадельфом. Поэтому он смело обратился к правителю Египта за помощью. Но тот не хотел вмешиваться в чужую войну и, посоветовавшись с Арсиноей, пропустил слова Пирра, просившего предоставить ему корабли и деньги, мимо ушей. Благодаря этому в конце войны Филадельф мог с чистой совестью поздравить римский сенат с победой.