Терапевт - читать онлайн книгу. Автор: Хелене Флод cтр.№ 24

— Выходит, если верить Сигурду, он должен был покинуть Осло до семи утра и быть на Нурефьелле самое позднее в половине десятого. Он звонит вам оттуда чуть позже этого времени. Но в семь… нет, получается, чуть после семи вечера вам с Нурефьелля звонит Ян-Эрик и говорит, что они все еще на дождались Сигурда.

— Да. И что он в тот день Сигурда вообще не видел.

— Так что с тем сообщением, где говорится, что Ян-Эрик носит поленья?

Киваю. Этого я и боялась. Лучше уж сразу сказать… Я сглатываю.

— В общем, было так: я пришла домой, приняла душ, оделась — и подумала, ну должно же быть этому объяснение. И тогда я им позвонила, Томасу позвонила, это другой его приятель, он как бы… ну, более надежный, ну вы понимаете… поскольку сначала я подумала, что они, может, решили так подшутить надо мной… Ну, не важно. Я растерялась, конечно, я ничего не понимала. Потому что Сигурд не имеет обыкновения врать, а тут получается, что он наврал, иначе не сходится. Ну, в общем, я потом немного выпила. Вина. У меня же стресс был наверняка, да; и я, пожалуй, выпила больше, чем надо, и пробовала звонить Сигурду несколько раз, а он не брал телефон… Ну, и я сделала глупость, конечно… или, не знаю, может, это и ничего… но, в общем, я это сообщение с автоответчика удалила.

Теперь уже они оба на меня смотрят — и Фредли, и Гюндерсен, — и у Гюндерсена аж глаза на лоб лезут.

— Вы удалили это сообщение?

— Да. — К голове приливает кровь. — Ну и что тут такого, вы ведь, конечно, можете восстановить это сообщение… в смысле ведь оператор мобильной связи может это? Они ведь хранят данные о том, кто кому звонил и что сказал… Уж точно все, что записывается на автоответчике. Ведь об этом все время пишут, что все мы под колпаком и всякое такое…

Я вдруг чувствую, что губы у меня против моей воли растягиваются в улыбке и я с этой истерической улыбкой ничего не могу поделать.

Гюндерсен говорит:

— Это очень нехорошо, Сара. Особенно в свете того, что вы отказываетесь раскрыть нам имена тех, с кем встречались в тот день.

Теперь в его голосе слышится озабоченность, профессиональная такая, думаю я, как у врача: он не за себя, а за собеседника переживает.

— Я рассердилась, — говорю я. — Он меня обманул. Мне было обидно. Ну, вы же понимаете?

В этот момент кто-то входит в комнату ожидания. Мы с ассистенткой выжидательно поворачиваем голову к двери между комнатой ожидания и кабинетом, в котором сидим, но взгляд Гюндерсена на себе я чувствую вплоть до секунды, когда в дверях появляется Анника.

* * *

Войдя, моя сестра, разумеется, сразу завладевает нашим вниманием. Покосившись на Фредли, которой пришлось посторониться, чтобы Анника могла открыть дверь, она мельком взглядывает на Гюндерсена и, остановив взгляд на мне, спрашивает:

— Сара, что происходит?

А у меня вдруг возникает ощущение, будто я смотрю на мир, приставив бинокль к глазам не тем концом, так что все, что со мной происходит, кажется далеким и мелким; но я взглядываю на Гюндерсена, кивком как бы дающего мне разрешение поделиться информацией, и говорю Аннике с другой стороны бинокля:

— Сигурд умер.

Она реагирует на мои слова и вполне предсказуемо, и в то же время странно. Потрясенно ахает, бросается ко мне и, обхватив меня руками, крепко прижимает к себе; покачивается вперед-назад, и я тряпичной куклой покачиваюсь в ее руках, позволяя ей болтать меня туда-сюда. Она сдавила меня так, что не вздохнуть, и шепчет мне в волосы: «Ох, Сара, ох, Сара, ох, Сара…» Когда же наконец отпускает меня, я вижу, что из ее глаз уже льются слезы, а по щекам черными потеками размазалась тушь.

Странно, что реакцию, которую ждут от меня, демонстрирует Анника. Я апатична, витаю вдалеке и зацикливаюсь на случайных обстоятельствах: доставщик пиццы, говорок полицейских, кто на какое кресло сядет… Анника же сразу выхватывает суть. Сигурд умер. Какой ужас. Главное — это. Никто не любил Сигурда, как я, — почему же плачу не я?

Анника поднимает руку и ладонью размазывает слезы: черные потеки на ее щеках превращаются в широкие серые полосы. Она вытирает руку о жакет и подает ее Гюндерсену.

— Я сестра Сары, — говорит она. — Анника Латхус, адвокат.

Мне так странно, когда люди, представляясь, называют свою профессию; вроде бы так ей гордятся, что хватаются за любой повод упомянуть о ней. Сигурд тоже такой. Он ждал, что все придут в восторг и изумление, узнав, что он архитектор, — почему, не знаю; не припомню, чтобы кто-нибудь в ответ на это отреагировал иначе чем учтивым кивком. В лучшем случае из вежливости задавали пару вопросов.

Но тут я понимаю, что Анника постоит за меня. Пусть Гюндерсен знает, что за его действиями следит человек, разбирающийся в юриспруденции. Хотя его это, похоже, не впечатлило; он пожимает ей руку, не вставая. Его ассистентка на минуту прекращает писать. Но каким-то неисповедимым образом Аннике удается пробиться ко мне, на тот необитаемый остров, куда мигрировала моя боль, расставшись с моим телом. По тяжкой пустоте груди внезапно разливается родное тепло: есть кто-то и на моей стороне.

Анника усаживается рядом со мной: теперь наступает черед Гюндерсена рассказывать. Он поднимается и с усилием разминает пальцы; щелкают суставы. Полицейский высок, теперь я вижу это; под двускатной крышей кабинета ему приходится нагибаться, если только он не оказывается ровно под коньком. Говорит спокойно, невыразительно, просто и по делу, без украшательств. Ходит по комнате, жестикулирует, поглядывает на меня. У него ясный и прямой взгляд: наверное, он никогда не отводит глаза. Мне было бы сложно тягаться с таким человеком; впрочем, думаю, в обозримом будущем Гюндерсену беседовать с психологом не понадобится.

А рассказывает он следующее: на тело мужчины наткнулся в воскресенье один местный житель. Полиция полагает, что убитый — Сигурд. Он лежал полностью одетым чуть в стороне от тропинки, но туристов здесь бывает много, а тело не пытались спрятать. При поверхностном осмотре были выявлены два огнестрельных ранения в спину. Предположительно они и явились причиной смерти, хотя это предварительный вывод: необходимо дождаться заключения из Института судебной медицины.

Сигурд лежал лицом в грязи, как и Гюндерсен сказал в начале разговора. Практически бросил это мне в лицо, когда я отказалась раскрыть ему имена своих пациентов, и с того момента меня не переставая колотит. Лицо Сигурда: чуть искривленный нос, ямочки на щеках и у глаз, его чудесные все понимающие глаза, родинка под одним из них — все это тонет в грязи… Я уже знаю, что это меня никогда не отпустит. Я ненавижу Гюндерсена за то, что он использовал это как орудие против меня: он был раздражен моей неподатливостью. Но это моя жизнь, моя трагедия, мне с ней жить до конца своих дней. Теперь эта картина навеки засела в моем мозгу. Спасибо, Гюндерсен.

Смерть наступила пару дней назад, говорит он. Позже время будет установлено точнее, но, судя по результатам предварительного осмотра, Сигурд был убит в пятницу, в крайнем случае, ранним утром в субботу. Крохотное облегчение. Субботним утром я поддалась на телефонные уговоры женщины из полиции: она уверяла меня, что заявлять о его пропаже рано. А было уже поздно.