Кто убил Жозефину? Тайна смерти жены Наполеона - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Нечаев cтр.№ 49

На основании этого Бен Вейдер, убежденный в том, что Наполеона отравил Шарль-Тристан де Монтолон, делает следующий вывод: «То, что у Монтолонов случайно увидели книгу маркизы де Бринвиллье, не может служить доказательством их вины. Однако если считать, что Наполеон стал жертвой отравления мышьяком <…> эта книга является весомой уликой против графа».

Что же представляла собой токсикология как наука в начале XIX века?

С древних времен врачи и юристы имели весьма смутные представления о симптомах отравления. Одни считали, что при отравлении тело жертвы покрывается пятнами, принимая за действие яда обычные трупные явления, другие полагали, например, что сердце отравленного не горит в огне.

Еще греческий ученый Аристотель знал несколько растительных ядов, таких как цикута и белена. Потом появились сурьма, ртуть и фосфор, также собравшие неплохой «урожай смерти». Но все же «ядом ядов» стал изобретенный арабским алхимиком Гебером в VIII веке белый мышьяковистый ангидрид. Сколько убийств, совершенных с его помощью за несколько столетий, так и остались нераскрытыми!

Все знали, что мышьяк не имеет ни вкуса, ни запаха, что его легко подмешать в вино или в пищу, что симптомы отравления им мало отличались от такой распространенной в те времена болезни, как холера, и что у полиции не было шансов доказать, имело ли место отравление, если преступник сам каким-то образом не выдавал себя.

Токсикология как наука зародилась в XVIII веке в Германии, а затем получила дальнейшее развитие во Франции. Здесь почетное звание родоначальника токсикологии завоевал Матьё-Жозеф-Бонавантюр Орфила, прославившийся своими экспериментами и открытиями. Ему было всего 26 лет, когда в 1813 году он опубликовал первую часть своего двухтомного труда «Яды и общая токсикология». В этой книге нашло отражение все, что в те дни было известно о ядах, и после этого он стал первым экспертом по ядам в Европе.

Большая часть исследований врача и химика Орфила посвящена мышьяку. На отравленных собаках он показал, что мышьяк из желудка и кишечника проникает в печень, селезенку, почки и даже в нервы. Следовательно, если в желудке не удавалось обнаружить яд, его можно было искать в других органах.

Но как ни велики были успехи Орфила, он все время натыкался на непреодолимые препятствия и на неразрешимые проблемы. У некоторых животных, которым он на глазах учеников давал мышьяк, ему не удавалось обнаружить яд даже в самых отдаленных органах, несмотря на все его усилия. Почему так происходило? Может быть, яд в организме подвергался изменениям или выходил вместе с рвотной массой и поносом? Необходимо было искать новые методы исследований, которые позволяли бы обнаруживать даже мельчайшие следы мышьяка.

Этот самый новый метод был открыт в 1833 году британским химиком Джеймсом Маршем, который изготовил стеклянную трубку дугообразной формы, позволявшую путем несложных манипуляций выявлять даже самые незначительные количества мышьяка. Когда в октябре 1836 года Марш опубликовал в «Эдинбургском философском журнале» статью о своем изобретении, он не мог и предполагать, что обессмертил свое имя как автор решения самой насущной проблемы токсикологии.

А теперь вернемся к Жозефине.

Политик Шарль-Анж Лезан, публиковавшийся под псевдонимом Жан Фролло, в 1894 году написал в газете Le Petit Parisien:

«Врачи приписали смерть Жозефины воспалению горловых желез. Но некоторые историки сильно сомневаются в реальности этой болезни. По их мнению, император [Александр I. – Авт.], тронутый доводами Жозефины в пользу прав дофина, собирался вмешаться, сославшись на показания бывшей государыни. Так что смерть Жозефины была предрешена, ее молчание должно было быть достигнуто ценой преступления».

Безусловно, доказать что-то точно невозможно, но одним из косвенных доказательств тут является весьма странный характер лечения заболевший Жозефины.

Ее болезнь длилась девятнадцать дней. Первые признаки недомогания появились 10 мая. 11 мая приступы были настолько сильными, что Жозефина несколько раз теряла сознание, но потом ей стало лучше. А 14 мая после завтрака, данного в Сан-Лё в честь императора Александра, она вновь была поражена жестоким приступом.

В «Мемуарах о частной жизни Жозефины, ее семьи и ее двора», опубликованных в 1833 году Мари-Жанной д’Аврийон, первой горничной императрицы, написано так:

«Императрица оставила Сан-Лё и вернулась в Мальмезон во вторник. Как я уже говорила, в этот день Ее Величество обедала за столом; она не выглядела больной, разве что испытывала чуть большую усталость от поездки: иначе могла бы я уехать?»

Получается, горничная оставила смертельно больную хозяйку под предлогом того, что та не выглядела больной…

Дальше – больше. В тот же вечер личный врач Жозефины доктор Клод Оро диагностировал насморк и прописал ей рвотное. Получается, что предписание врача полностью противоречило диагнозу. Неожиданность недомогания и повторяющиеся потери сознания, которые оно вызывало, не могли соответствовать простуде, о которой большинство историков говорит вот уже два века, как будто не допуская ничего другого. Да и рвотное лекарство, применявшееся в то время, было сделано на базе хлористой ртути, и трудно себе представить, как опытный доктор Оро, коллега знаменитого Жана-Николя Корвисара, одного из основоположников медицины внутренних болезней как клинической дисциплины, мог предписать такое, продиагностировав обыкновенный насморк…

Складывается впечатление, что доктор Оро заподозрил что-то неладное и прописал Жозефине рвотное лекарство, совершенно не соответствовавшее им же поставленному простудному диагнозу. Но было уже поздно, отрава уже распространилась по всему организму бывшей императрицы.

Доктору Клоду Оро было 58 лет. У него была комната в замке Буа-Про, находившемся поблизости, но после утреннего визита к Жозефине он имел обыкновение каждый день отправляться в Париж, возвращаясь в Мальмезон только на следующее утро. Удивительно, что, наблюдая тревожные симптомы в состоянии здоровья Жозефины (все-таки экс-императрица!), этот доктор никак не изменил свою привычку, чтобы заниматься исключительно только лечением больной.

Рассмотрим последние дни жизни Жозефины. 24 мая она проснулась со жгучей болью в горле. 25 мая вечером последовал новый острый приступ. Ее дочь Гортензия в отсутствие доктора Оро, бывшего в Париже, решила вызвать врача из соседней деревни Рюэй. 26 мая Жозефине стало лучше, и она предложила своей подруге герцогине д’Абрантес приехать к ней 28-го в сопровождении лорда Катхарта (дипломата, британского представителя при русском царе в Париже).

По итогам встречи герцогиня, кстати, потом написала: «Я покинула ее в состоянии, мало угрожающем ее здоровью». И действительно, можно ли так написать о человеке, мучимом болезнью, которого через три дня уже не будет в живых?

27 мая у Жозефины был новый приступ. За ней ухаживал доктор Оро, но она согласилась быть дополнительно осмотренной доктором сэром Джеймсом Уили, шотландцем, эмигрировавшим в Россию в 1780 году, личным хирургом императора Александра.