Березин подумал с горьким юмором, что он, наверное, в чём-то провинился, раз ему сегодня посылают два испытания подряд. Он отвернулся и продолжил идти по заметённому асфальту в направлении дома.
Рёв джипа раздался теперь по правую руку. «Блондинка» заехала на клумбу и, вильнув рулём влево, оказалась прямо перед Березиным, преградив ему путь.
Профессор успел заметить, что её ногти были чуть ли не длиннее её коротких пальцев, когда она вытянула руку и схватила его за лацкан старого пальто.
– Да ты не просто старый пердун, – её чёрные глаза вперились в Березина неприятным сверлящим взглядом, – ты – вражина… Не попадайся мне больше!..
От внезапного толчка в грудь профессор упал в снег. Джип взвыл мотором и сорвался с места. Березин медленно поднялся, успокаивая пульс. Сердце не позволяло ему роскошь волнения по мелочам.
– Бывает… – сочувственно обратился к нему через открытое окно водитель видавших виды замызганных «Жигулей», когда профессор принялся отряхивать снег. Машины на проезжей части так и стояли в пробке.
Так было не всегда. Эта мысль настойчиво овладела сознанием профессора, когда уже в полной темноте, размываемой несмело одиноким фонарём во дворе, он подходил к дому.
Что-то мы потеряли, – думал он, – где-то сбились с пути, не там повернули. Сделали ошибку или не одну, а много, и стали такими. Было бы здорово найти ответ в языке. Ведь он хранит историю народа лучше и точнее любой академии наук. Историки предвзяты, язык беспристрастен.
Эта идея напомнила Березину о его труде, и, войдя домой, он почти сразу сел за стол и взялся за работу. Негромко бубнившее на кухне радио сначала мешало ему сосредоточиться, но потом профессор стал невольно прислушиваться, поскольку речь шла о предмете, входившем в область его интересов. Выступал какой-то индийский йог на тему медитации: «…и повторять их следует на санскрите, ибо этот язык обладает особой музыкой, и вибрация его звуков позволяет сознанию постичь истинный смысл и пробудить энергию вселенной в человеке и том, на чём он сосредоточен…»
Березин скептически улыбнулся, затем посмотрел на лежащие перед ним листы бумаги с фотокопиями древнерусских грамот. «…а рать поведае великоу во засадоу…» – прочитал про себя профессор. Он тоже пытался постичь нечто, находившееся за поверхностным очевидным смыслом. И был уверен, что ответ лежал в его досягаемости. Если бы он знал точно, как правильно произносились те исчезнувшие звуки языка древних индоевропейцев, он смог бы доказать свою гипотезу.
В произношении древнерусского профессор был почти полностью уверен, и это для него являлось отправной точкой. На самом деле Березин сначала для тренировки, а потом уже и по привычке и думал уже иногда на древнерусском. Вот и сейчас в его голове начали строиться певучие фразы. Возможно, под влиянием услышанного обрывка радиопередачи профессор начал мыслить вслух. От усталости, накопленной за трудный день, он сбился и вновь наткнулся глазами на фрагмент грамоты. Отвлечённо он прочитал фразу вслух, затем принялся повторять её, вслушиваясь в звучание, словно рассчитывая, что это поможет ему выяснить какие-то неведомые прежде фонетические закономерности. Внешний мир продолжал вплетать звуки в его сознание, когда профессор ненадолго прикрыл глаза. Радио тихонько бормотало, снежинки скреблись в стекло, где-то у соседей плакал ребёнок…
Бухнула дверь. Молящийся в углу безумный старик прекратил бормотание и вжал голову в воротник сальной рубахи. От порыва ветра нагар упал с лучины, и в доме стало светлее. Где-то в соседнем дворе громко плакал ребёнок.
– Слышь-ко, Прокопий, нехорошие нынче дела творятся, – сказал вошедший – высокий статный человек в длинном кафтане.
– Чего там ещё? – неохотно оторвался от миски с ароматным содержимым сидевший за столом рыжебородый Прокопий.
– Война будет, вот тебе истинный крест, – и высокий осенил себя знамением.
– Да ну тебя! – бросил ложку на стол Прокопий. – С чего ты взял?
– Говорят, сегодня к князю Ивану татарские посланники приезжают от самого ордынского хана. Говорят, сторожа с южной вежи князя утром предупредили.
– Тьфу ты, ну а причём тут война, коли это посланники?
– А притом, что тверичи брата хана – Щелкана-то – сожгли.
– Ну…
– Ну, а наш-то князь давно с тверскими князьями недружен…
– Да неужто… Думаешь?
– Ну князь-то обиды прежней не терпит… Да и земля тверская ему пригляделась… Жаден он до земель и денег-то… Калита
[1], одним словом…
Рыжебородый замахал на него руками:
– Замолчи-замолчи! Ты разума лишился, что ли, речи такие воровские вести!? Сам знаешь, тайная стража княжеская… – Он тяжело приподнялся за столом, отодвигая лавку, и, шагнув к слюдяному оконцу, поглядел на улицу. Затем, видимо, успокоившись, погладил бороду и вернулся на место:
– Да и нам-то что? Нам лепше только! Будем вместо тверских купцов торговать…
– Да знаю я, – насупился высокий, – да не по чести´ это, поганым против русских земель помогать…
– Да умолкни ты, Василий! – вновь заволновался Прокопий, оглядываясь.
– Вот я что и говорю, – упрямо продолжал Василий, – разве деды наши так робели, правду сказать? И поганым смело меч показывали, и перед князем без страха слово держали…
– Кто-то здесь есть!.. – прервал его рыжебородый, поднимаясь с лавки и расширенными глазами глядя прямо на…
До этого мгновения Березин не осознавал себя частью действа. Он воспринимал происходящее как сон, в котором он не был действующим лицом. Внезапно он ощутил своё присутствие в доме, и волосы зашевелились у него на голове, когда Прокопий впился в него взглядом.
От сильного удара снаружи дверь слетела с петель, брызнули щепки. Внутрь ввалилась людская масса, блеснул металл. Высокого Василия сразу смело напором, и он оказался внизу, подмятый этой безликой массой под себя. Рыжебородый Прокопий оцепенел, не двигаясь с места, но сидел в растерянности, только беззвучно шевеля открытым ртом.
– Что ж вы делаете, ироды? – послышался стон Василия, которому уже успели плотно скрутить руки.
Людская масса разделилась на четыре плотных тела в серых кафтанах. Один из кафтанов пнул Василия, прежде чем ответить:
– Не нравится, паскуда? А князя хулить нравится? Донос на тебя добрый человек написал. А ты животом за своё воровство ответишь!
– К-куда вы его?.. – встрепенулся Прокопий. – Так же нельзя, люди добрые, помилуйте, Ва-василий же купеческого сословия, известного рода. Тут люди купеческого же сословия судить только способны или горожане…
– Молчать! – рявкнул кафтан так, что приподнявшийся было за столом Прокопий шмякнулся обратно на лавку. – Али
[2] туда же захотел? Раньше вам вольница была, а теперь князева воля на всё. – И обернувшись к своим: – Повели!