Угли войны - читать онлайн книгу. Автор: Гарет Л. Пауэлл cтр.№ 30

Мои усиленные тягами пальцы щелкнули по стеклянному экранчику.

Я совершенно не ощутил, как коктейль вливается в тело.

Из гиперпространства я отослала запрос на конференцию бывшим собратьям по стае. Благодаря хитроумной физике высших измерений подтверждение пришло через считаные секунды, а за ним последовал шифрованный ответ Адалвольфа. Он выбрал для себя узколицего, с запавшими щеками аватара с кожей цвета звезд и тлеющими углями в глазницах.

– Привет, сестра.

Пространство исказило его голос, сделав шершавым и царапучим.

– Где ты?

– Двадцать восемь световых лет по вращению от твоей текущей позиции, и на полной тяге иду в сторону ядра. – Он выслал набор координат и вектор движения. – Рассчитываю прибыть в Галерею в пределах двух суток.

– А Фенрир? Я не получила от него подтверждения.

– Он занят.

– Режим молчания?

– Он на задании, – вскинул руки аватар. – Большего сказать не могу.

– О-о…

Фенрир мне всегда нравился, несмотря на его молчаливость, надменность и порой жестокость. В прежние времена я постоянно была в курсе его местонахождения и занятий. Теперь меня держали на отшибе, и я чувствовала себя отверженной, отлученной от семьи, ее частных разговоров и сплетен. Я сама выбрала, сама решила стать для них посторонней – дальней родственницей с сомнительной репутацией, а не любимой сестрой.

– Он по-прежнему под командой капитана Парриса?

– Да.

– А что ты скажешь вот об этом? – Я приложила копию принятого сигнала. – Адресован мне лично, значит отправителю известен мой курс к Галерее. Следовательно, он либо посвящен во внутренние дела Дома Возврата, либо следил за мной от выхода со станции Камроз.

Он просмотрел данные:

– Любопытно.

– Да, только непонятно. Если меня хотели предупредить об опасности, почему не послать открытый сигнал, обращенный ко всем кораблям в непосредственной близости? Зачем отправлять это мне одной?

– Ты ближе всех.

– И все же странно. Если не…

– Да?

– Если это сообщение не от корабля или кораблей, атаковавших лайнер. Тогда надо понимать, что кто-то на месте крушения не желает меня там видеть.

– Сестра, – покачал головой Адалвольф, – у них было пять суток, чтобы замести следы и скрыться. Зачем бы им мешкать на месте преступления – если это было преступление?

– А вдруг «Хейст ван Амстердам» еще функционирует и не позволил себя догнать?

– Сомневаюсь.

– И что бы ты мне посоветовал?

Несколько секунд я слушала шипение и щелчки гиперпространства. А когда Адалвольф заговорил, то сказал просто:

– Прислушайся к предупреждению.

– Что?

Не вкралась ли ошибка в сигнал? Я послала запрос на повтор последнего сообщения.

– Делай, что тебе говорят, держись подальше. – Это было сказано с раздражением. – Вернись к Сиколу и жди. Если после крушения лайнера кто-то выжил, мы позволим тебе ими заняться, когда убедимся, что система безопасна.

– Вернуться к Сиколу и ждать?

Черты его аватара перестроились, сложившись в добродушную улыбку. Он всегда был вожаком стаи, мы все к нему прислушивались и следовали его советам.

– Не сомневаюсь, что у тебя добрые намерения, сестричка, но ты безоружна, и это не твоя война. Ты уже не наша.

Все корабли раздражительны.

Покинув Мировое Древо, служил многим кораблям.

Служил шесть раз по четыре года.

Все раздражительные.

Все с дурным норовом.

Но не такие раздражительные и норовистые, как Тревожная Собака.

Не такие грустные.

Я исправляю все, кроме грусти.

Я чиню.

Я работаю.

Но грусть остается.

Есть неисправности, не поддающиеся ремонту. Поломки, которые остаются поломками.

Как горе.

Исправляется только возвращением к Мировому Древу.

Когда мы умираем и становимся едиными с Древом.

До тех пор я латаю корабль и иду дальше.

Я чиню корпус.

Налаживаю системы.

Но корабль остается ущербным.

Чего-то недостает.

Что-то отнято.

Я латаю и двигаюсь.

Всегда есть что чинить. Всегда работаю.

Работа, потом сон.

Но починить печаль не могу.

Печаль не дается.

Я работаю.

Я знаю, что Мировое Древо ждет.

И мертвые ждут в корнях Мирового Древа.

Ждут нас.

Мы покидаем Древо и служим.

Мы всегда служили.

Мы чиним и идем дальше.

Ничто не пропадает навсегда.

Ничто не уходит безвозвратно.

Мы снова увидимся.

После работы.

После служения.

После сна.

Продвигаясь по каньону, я следила за играющими в догонялки тенями на стене. Сутки на Мозге длились около семнадцати часов. Когда солнце стояло прямо над головой, дно каньона протягивалось перед нами сверкающей мраморной дорожкой. Все остальное время оно скрывалось в тени.

Мы шли уже двое суток, держались на скудных глотках переработанной мочи и таблетках высококалорийного рациона из кармашков скафандров. Вода была безвкусной и холодной, а таблетки, хоть и набитые витаминами, минеральными добавками, стимуляторами и глюкозой, не наполняли желудков. Я пыталась отслеживать пройденное расстояние, но несколько часов назад бросила это дело. Навскидку мы прошли километров двадцать пять, плюс-минус.

Все это время Адам почти не разговаривал. Он замолчал после моего признания – пытался переварить откровение о моей былой личности. Мы шли молча, но я была не против тишины: меня тоже не тянуло на разговоры.

Мы так погрузились в себя, что отверстие заметили, только оказавшись от него в нескольких сотнях метров. Привыкли к строгой монотонной плоскости стен, отступавших перед нами, как в этюде на перспективу. Мы походили на жучков между страницами закрытой книги. Внезапное нарушение этой геометрической точности заставило нас резко остановиться.

Адам заслонился ладонью от света:

– Что это?