— Хотите пряник? — спросила я и, как и ожидала, дети оживились и закивали. Ещё бы, какой ребёнок откажется от пряника, да ещё печатного, с глазурью и сладкой начинкой.
Пока дети жадно ели пряники — Эйкин потихоньку совал куски Лохмачу, который заглатывал их, не жуя, а мы делали вид, что этого не замечаем, — я рассмотрела их внимательнее. Тощие, неумытые, нечёсанные. Одежда грязная, в пятнах, кое-где порванная, при этом материя вполне добротная, на платье девочки вышивка у горла, видно, что когда-то это были хорошие вещи, только вот если два месяца ходить в одном и том же, и огород поливать, и детей нянчить, любая вещь вскоре в тряпку превратится. Кажется, Диэглейр подумал о том же.
— Дома много детских вещей, думаю, подберём нужного размера. Вот только я не сообразил взять с собой хоть что-нибудь, не думал, что детей отдадут без единой смены белья.
— Тётка Хродвина всю нашу одежду припрятала для своих детей, — сказал Эйкин. — Я слышал, как она соседке говорила, что незачем такие хорошие вещи этим захребетникам давать, перебьются. Только моя-то одежда на Эрвига всё равно не налезет.
— Что-нибудь придумаем, — это я Диэглеру. В конце концов, дети носили эту одежду два месяца, ещё за день ничего не случится. — Бывают такие люди, — это уже мальчику, — готовы отобрать чужое, даже если им самим это не нужно.
— Это да, — кивнул мальчик и снова принялся за пряник.
— Нужно заехать куда-нибудь и нормально поесть, — сказал Фолинор. — Кажется, по дороге я видел почтовую станцию, там обычно неплохо кормят.
Диэглейр обернулся и, приоткрыв окошко, велел извозчику остановиться на почтовой станции. Мальчик с любопытством всё это выслушал и спросил:
— А нам долго ехать?
— До города — около двух часов, — ответил Фолинор. — Но дальше поплывём на корабле, на месте будем завтра к вечеру?
— На корабле? — глаза мальчика загорелись.
— Да. Не хочешь узнать — куда?
— Мы к маме едем! — воскликнула Илберга. — И к Аннис с Саннивой.
— К маме? — Эйкин недоверчиво прищурился. — Почему? Их же всех продали в рабство.
— Да. Мы их купили, но ваш отец сбежал, поэтому мы забрали вас вместо него, — пояснил Диэглейр. Да уж… Хотя, не мог же он сказать — я люблю вашу маму и хочу, чтобы она больше о вас не плакала. Наверное, так детям будет проще понять.
— Значит, нас тоже в рабство, — спокойно кивнул мальчик. Как-то уж слишком спокойно. Но я перестала удивляться, услышав следующие его слова: — А, всё равно. Везде будет лучше, чем там, — и он махнул рукой в сторону деревни, из которой мы его увезли. — А что я должен буду делать?
— Помогать матери и сёстрам в свинарнике и на пасеке, — пожал плечами Диэглейр. Учитывая, что он сам делал почти всё работу, мальчишке вряд ли много дел достанется.
— А, это легко. Я и дома им помогал. — Он помолчал, а потом всё же спросил: — А батя… Он один сбежал?
— Один, — вздохнул Диэглейр.
Больше дети ни о чём не спрашивали. Может, просто стеснялись незнакомых людей. Я назвала им наши имена, но не думаю, что это что-то изменило. Им нужно время. И мама.
Кстати, говорили дети намного чище, чем тот же Идвиг или их тётка. Раньше я этого не заметила бы, но сейчас отлично слышала разницу. Видимо, они прежде жили в другом месте, где речь у жителей почти как городская, так же говорили и женщины, приехав на остров.
Я заметила, что ноги Илберги, которые видны из-под платья, все в синяках.
— Где это ты так? — спросила, не удержавшись.
— Это? — девочка оглядела ногу. — Это Сванхилда. Она хотела, чтобы я её на руки брала, но она тяжёлая, я не могла её поднять просто. Тогда она щипалась.
— И ты ей позволяла?
— Я её в первый раз отпихнула, так она разоралась, словно я её прибила, а тётка Хродвина мне так дала, что я полдвора пролетела, и головой об стенку. До крови, — девочка потёрла голову там, где, видимо, была рана. — Я подумала — пусть лучше щиплется.
— Меня тоже Эрвиг всё время толкал и пинал. И даже в обратку не дашь — от тётки так прилетит, что искры из глаз. Я и терпел. А сегодня всё же вмазал ему, раз уж всё равно уезжать. Нос ему разбил! — гордо сказал Эйкин, потирая кулак. У него самого тоже прибавилось ссадин, но это его особо не волновало, главное — он дал, наконец, отпор своему обидчику.
Вот же попали детки в семейку. Уж лучше бы их сразу, с родителями продали. Хотя, если бы их не Эльрод купил, а кто другой, может, у тётки даже лучше показалось бы. Разве всё предугадаешь.
Ладно, всё плохое для них уже позади. Дети снова будут с мамой, никакой тяжёлой работы, еда досыта — их же явно держали впроголодь, — и, может, через какое-то время они забудут эти два месяца, как страшный сон.
И Базилда больше не будет плакать, а значит, Диэглейр не будет переживать.
Жаль только, что тела Кутберта так и не нашли.
Глава 28. ВОЗВРАЩЕНИЕ
12 августа, день пятьдесят первый
Когда наш корабль отплыл, наконец, от берега, был уже вечер. По дороге в город, мы остановились пообедать на почтовой станции, а в городе отправились на еще не закрывшийся рынок, где Диэглейр купил для детей сапожки — туфелек для Илберги не нашлось, их нужно было шить на заказ, но, по словам мужчин, на острове всё найдётся, они просто не хотели, чтобы дети и дальше ходили босиком. Хотя для них это было вполне привычно, как и для меня раньше, но сапожкам дети очень обрадовались. Так же, на пустеющем рынке удалось отыскать новые штаны и рубаху для Эйкина и нижнюю сорочку для Илберги.
А еще Диэглейр не удержался и купил детям петушков на палочке и глиняные свистульки у расхаживающего меж рядов коробейника. Я хотела попросить Фолинора купить свистульку и для Лани, но как только дети стали дружно дуть в свои новые игрушки, я быстро передумала. Пусть Базилда это слушает, а я поберегу свои уши.
Мы поужинали в одном из трактиров на пристани, пригласив с собой и извозчика, который позже помог нам занести на корабль корзины с покупками и свёртки с книгами, дожидающиеся нас в конторе. Когда Фолинор, прощаясь, расплатился с ним, тот долго рассматривал ошеломлёнными глазами золотой в своей ладони, пробовал его на зуб, а потом благодарил и кланялся, даже когда наш корабль отошёл от причала. Наверное, такие щедрые наниматели встретились ему впервые и запомнятся на всю жизнь.
Мы пока не рассказывали детям про драконов, как-то само решилось, что потом скажем, когда отплывём, чтобы никто чужой не смог услышать. Они вопросов не задавали — им хватило того, что мы везём их к маме, — сами почти не говорили, только если что-нибудь спросишь. Но мы старались много не расспрашивать, и так понятно, что невесело жить в приживалах, пусть и у родни, никому сиротской судьбы не пожелаешь.
На корабле меня ждал новый, неприятный сюрприз. Решив хоть немного отмыть ребятишек — хотя бы головы, они, похоже, в бане не были с тех пор, как к дяде переехали, — я попросила Фолинора нагреть воду в паре вёдер. Он просто кинул в них несколько огненных шариков — и вода тут же согрелась, это было гораздо быстрее, чем нагревать в чайнике на плите, да и отплыли мы уже, мне плиту разжигать страшновато было. И когда я начала расплетать косички Илберги, по моей руке побежало что-то мелкое и противное.