– Смотрите! – воскликнул Педро.
Он указал на большую картину, висевшую над удобной с виду кушеткой в библиотеке «Энкантадора». Геккон был почти огромным, так что даже на расстоянии его было видно не хуже, чем картину. Геккон держался за стену рядом с картиной; когда Хуан Диего и дети приблизились, геккон забрался выше. Глядя на них, большая ящерица замерла в ожидании, до потолка ей оставалось ровно столько же, сколько и до картины. Это действительно был большой геккон, размером чуть ли не с домашнюю кошку.
– Человек на картине – святой, – говорил Хуан Диего детям. – Когда-то он был студентом Парижского университета; он был также солдатом, баскским солдатом, и он был ранен.
– Как ранен? – спросил Педро.
– Пушечным ядром, – ответил Хуан Диего.
– Разве пушечное ядро не убивает? – спросил Педро.
– Думаю, нет, если ты готовишься в святые, – ответил Хуан Диего.
– Как его звали? – спросила девочка с косичками; ее переполняли вопросы. – Кто этот святой?
– Твой дядя Кларк знает, кто он такой, – ответил Хуан Диего.
Он чувствовал, что Кларк Френч наблюдает за ним и слушает его – как навсегда преданный ученик. (Кларк был похож на человека, который может выжить, если в него выстрелят пушечным ядром.)
– Дядя Кларк! – раздался хор детских голосов.
– Как звали этого святого? – продолжала спрашивать девочка с косичками.
– Святой Игнатий Лойола, – услышал Хуан Диего голос Кларка Френча.
Гигантский геккон в скорости не уступал маленькому. Возможно, голос Кларка прозвучал слишком самоуверенно или слишком громко. Удивительно, что такая большая ящерица могла так расплющиться – ей удалось залезть под картину, хотя и слегка сдвинув ее. Теперь картина висела на стене чуть криво, но геккона как будто и не было за ней. Сам святой Игнатий Лойола не видел ящерицу, как не обращал внимания ни на детей, ни на взрослых.
Хуан Диего видел самые разные изображения Лойолы – в храме Общества Иисуса, в «Потерянных детях» и в других местах Оахаки (и в Мехико), – но не мог вспомнить, чтобы этот лысый, но бородатый святой хотя бы на одном из портретов смотрел на него. Глаза святого Игнатия всегда были устремлены вверх; Лойола с вечной мольбой взирал на небеса. Основатель ордена иезуитов был в поисках более высокого авторитета – Лойола не был склонен смотреть в глаза простому люду
[36].
– Ужин подан! – раздался голос кого-то из взрослых.
– Спасибо за рассказ, мистер, – сказал Педро Хуану Диего. – Мне жалко всего, о чем вы скучаете, – добавил мальчик.
Педро и маленькая девочка с косичками хотели взять Хуана Диего за руки, когда они втроем вернулись к лестнице, но лестница была слишком узкой; калеке было бы небезопасно спускаться по ней, держа за руки двух маленьких детей. Хуан Диего предпочитал держаться за перила.
Кроме того, он увидел Кларка Френча, который ждал его внизу у лестницы, – без сомнения, новый план рассаживания создал проблемы для нескольких старших членов семьи. Хуан Диего подумал, что есть женщины определенного возраста, которые хотели бы сидеть рядом с ним; эти пожилые женщины были его самыми преданными читательницами, – по крайней мере, обычно они не стеснялись разговаривать с ним.
«Мне просто нравится слушать, как вы рассказываете свои истории», – с энтузиазмом сказал ему Кларк еще там, наверху.
Может, тебе и не понравится слушать мою историю о Деве Марии, подумал Хуан Диего; он чувствовал себя невероятно уставшим – что было особенно странно для того, кто спал в самолете и дремал в машине. Юный Педро был прав, сожалея о «всем том», о чем скучал Хуан Диего. Одна только мысль, что он скучает по кому-то или чему-то, заставляла Хуана Диего скучать еще больше – он набросал для детей разве что лишь несколько штрихов этой истории о свалке.
План рассаживания был тщательно продуман: детские столики располагались по периметру зала, взрослые – в центре. Хосефа, жена Кларка, сидела рядом с Хуаном Диего, отметившим, что справа от него место пустует. Кларк сел напротив своего бывшего учителя. Никто пока не надевал шляп.
Хуан Диего не удивился, увидев, что за его столом, ближе к центру, в основном сгруппировались «женщины определенного возраста» – те, о ком он и думал. Они понимающе улыбнулись ему, как улыбаются женщины, которые читают ваши романы (и полагают, что знают о вас все); только одна из этих пожилых женщин не улыбалась.
Сами знаете, что говорят о людях, которые похожи на своих домашних питомцев. Прежде чем Кларк зазвенел ложкой о стакан, прежде чем он представил своего бывшего учителя семье своей жены, Хуан Диего мгновенно понял, кто тут тетушка Кармен. В поле зрения больше не было никого, кто хотя бы отдаленно напоминал ярко раскрашенную, острозубую, прожорливую угре-мурену. И в ровном свете, падающем на обеденный стол, отвислые щеки тети Кармен можно было принять за колеблющиеся жабры мурены. Подобно мурене, тетя Кармен источала отстраненность и недоверие – за ее отчуждением таилась знаменитая способность кусачего угря наносить издалека смертельные удары.
– Я хочу вам обоим кое-что сказать, – обратилась доктор Кинтана к мужу и Хуану Диего, когда за их столом смолкли разговоры, а Кларк наконец перестал болтать и подали первое блюдо – закуску севиче из морепродуктов. – Пока мы едим, больше ни слова ни о религии, ни о церковной политике, ни об абортах или о контроле за рождаемостью, – сказала Хосефа.
– Пока здесь дети и подростки… – начал было Кларк.
– Пока здесь взрослые, Кларк, – сказала ему жена. – Не надо об этом, пока вы не останетесь только вдвоем.
– И никакого секса, – добавила тетя Кармен, глядя на Хуана Диего.
Это он писал о сексе, а не Кларк. Женщина-угорь произнесла «никакого секса» так, будто эти слова оставили неприятный привкус у нее во рту. Будто она подразумевала не только разговоры о сексе, но и занятия таковым.
– Полагаю, нам остается говорить только о литературе, – воинственно заявил Кларк.
– Смотря о какой литературе, – сказал Хуан Диего.
Едва он сел, как испытал легкое головокружение. Это случалось из-за виагры – обычно это состояние быстро проходило. Но, ощупав правый передний карман, Хуан Диего вспомнил, что не принимал виагру; он ощутил таблетку и игральную кость от маджонга сквозь ткань брюк.
Конечно, в севиче были морепродукты – что-то похожее на креветок или, возможно, на крабов. И ломтики манго, как заметил Хуан Диего; он слегка коснулся маринада зубцами закусочной вилки. Цитрусовые, конечно; вероятно, лайм, подумал Хуан Диего.
Тетя Кармен заметила, что он украдкой проверил содержимое блюда, и взмахнула вилкой, словно демонстрируя, что достаточно долго сдерживалась.
– Не вижу причин ждать ее, – сказала тетушка Кармен, указывая вилкой на пустой стул рядом с Хуаном Диего. – Она не член семьи, – добавила женщина-угорь.