– А как ты смотришь на педофилию, Кларк?
– Я так и знал! Я знал, что ты это затронешь! – взволнованно воскликнул Кларк.
В своей рождественской речи в Риме – не прошло и двух недель – папа Бенедикт XVI сказал, что педофилия считалась нормой еще в 1970-х годах. Кларк знал, что подобные заявления бесят Хуана Диего. Теперь, естественно, его бывший учитель взялся за свои старые штучки, цитируя папу, как будто вся католическая теология заслуживала осуждения, поскольку Бенедикт предположил, что нет такой вещи, как абсолютное зло или абсолютное добро.
– Бенедикт сказал, что есть только сравнительно «большее» и «меньшее» зло и добро, – вот что сказал твой папа, – возразил Кларку его бывший учитель.
– Можно напомнить вам, что статистика педофилии вне церкви, среди населения в целом, точно такая же, как и статистика внутри церкви? – спросил Кларк Френч.
– Бенедикт сказал: «Ничто само по себе не является ни злом, ни добром». Он сказал «ничто», Кларк, – уточнил Хуан Диего. – Педофилия – это не ничто. Педофилия – это «само по себе» плохо.
– После того как дети…
– Здесь нет детей, Кларк! – повысил голос Хуан Диего. – Мы одни на балконе! – воскликнул он.
– Ну… – осторожно произнес Кларк Френч, оглядываясь по сторонам; где-то слышались детские голоса, но детей (даже подростков или взрослых) не было видно.
– Иерархи Католической церкви считают, что поцелуи ведут к греху, – перешел на шепот Хуан Диего. – Ваша Церковь против контроля над рождаемостью, против абортов, против однополых браков – ваша Церковь против поцелуев, Кларк!
Вдруг на балконе мимо них, хлопая шлепанцами, пробежала стайка ребятишек; их мокрые волосы блестели.
– После того как малыши лягут спать… – снова начал Кларк Френч.
Разговор был для него соревнованием, сродни виду боевых искусств. Из Кларка вышел бы неутомимый миссионер. У Кларка была иезуитская манера изображать из себя «всезнайку» – вечный акцент на поучение и проповедь Евангелия. Должно быть, Кларка вдохновляла сама мысль о собственной мученической смерти. Он бы с радостью страдал, просто чтобы доказать нечто невозможное; оскорбляйте его – он будет улыбаться и цвести маковым цветом.
– С вами все в порядке? – спросил Кларк Хуана Диего.
– Просто я немного запыхался – не привык хромать так быстро, – сказал Хуан Диего. – Или оттого, что одновременно хромал и разговаривал.
Они замедлили шаг, спускаясь по лестнице и направляясь к главному помещению «Энкантадора», где находился обеденный зал ресторана. Обеденный зал был под навесной крышей, и еще имелся сворачивающийся занавес из бамбука – его можно было опустить, чтобы защититься от дождя и ветра. Благодаря открытому виду на пальмы и море, обеденный зал походил на просторную веранду. На всех столах лежали бумажные праздничные шляпы.
В какую большую семью попал Кларк Френч, когда женился! – подумал Хуан Диего. У доктора Хосефы Кинтана было тридцать или сорок родственников, и более половины из них – дети или молодые люди.
– Никто не ждет, что вы запомните имена всех, – прошептал Кларк Хуану Диего.
– Насчет таинственной гостьи, – внезапно сказал Хуан Диего. – Она должна сесть рядом со мной.
– Рядом с вами? – спросил его Кларк.
– Конечно. Вы все ее ненавидите. А я, по крайней мере, нейтрален, – сказал Хуан Диего.
– Я не ненавижу ее – никто ее не знает! Она влезла в семью…
– Знаю, Кларк, знаю, – сказал Хуан Диего. – Она должна сесть рядом со мной. Мы оба незнакомцы. А вы все знакомы друг с другом.
– Я думал посадить ее за один из детских столов, – произнес Кларк. – Может быть, за столом с самыми буйными детьми.
– Вот видишь? Ты действительно ненавидишь ее, – бросил ему Хуан Диего.
– Я пошутил. Может быть, за стол с подростками – самыми угрюмыми, – продолжил Кларк.
– Ты определенно ее ненавидишь. Я нейтрален, – напомнил ему Хуан Диего. (Мириам может совратить подростков, подумал он.)
– Дядя Кларк! – Кларка потянул за руку маленький круглолицый мальчик.
– Да, Педро. Что случилось? – спросил Кларк.
– Там, за картиной в библиотеке, большой геккон. Он вылез из-за картины! – сказал Педро.
– Только не это – никаких гигантских гекконов! – воскликнул Кларк, изображая испуг.
– Да! Он гигантский! – закричал мальчик.
– Так уж случилось, Педро, что вот этот человек знает все о гекконах – он эксперт по гекконам. Он не только любит гекконов; он скучает по гекконам, – сказал Кларк. – Это мистер Герреро, – добавил Кларк, ускользая и оставляя Хуана Диего с Педро.
Мальчик тут же схватил пожилого романиста за руку.
– Вы их любите? – спросил мальчик и, прежде чем Хуан Диего успел ответить, спросил: – Почему вы по ним скучаете, мистер?
– А, ну… – начал Хуан Диего и замолчал, пытаясь выиграть время.
Когда он, прихрамывая, направился к лестнице, ведущей в библиотеку, его хромота привлекла к нему внимание дюжины детей – пятилетних или чуть постарше, как Педро.
– Он все знает о гекконах, он их любит, – говорил Педро детям. – Он скучает по гекконам. Почему? – снова спросил Педро Хуана Диего.
– Что случилось с вашей ногой, мистер? – спросила его девочка с косичками.
– Ребенком я жил на свалке. В лачуге недалеко от basurero Оахаки – basurero означает «свалка»; Оахака находится в Мексике. В хижине, где жили мы с сестрой, была только одна дверь. Каждое утро, когда я вставал, на сетке двери сидел геккон. Геккон был таким быстрым, что мог исчезнуть в мгновение ока, – сказал Хуан Диего детям, хлопнув в ладоши для пущего эффекта. Поднимаясь по лестнице, он все больше хромал. – Однажды утром грузовик переехал мне правую ногу. Боковое зеркало заднего вида было разбито, водитель меня не заметил. Он не виноват, он хороший человек. Он умер, и я скучаю по нему. Я скучаю по свалке и гекконам, – сказал Хуан Диего.
Он не знал, что несколько взрослых тоже последовали за ним наверх в библиотеку. Шел за своим бывшим учителем и Кларк Френч; все они, разумеется, потянулись за историей Хуана Диего.
Неужели хромой человек действительно сказал, что скучает по свалке? – переспрашивали друг друга дети.
– Если бы я жила на basurero, не думаю, что скучала бы по ней, – сказала Педро девочка с косичками. – Может, он скучает по сестре?
– Я могу понять, почему без гекконов скучно, – сказал Педро.
– Гекконы в основном ночные существа – они более активны в ночное время, когда насекомых больше. Они едят насекомых, гекконы для нас безобидны, – говорил Хуан Диего.
– А где ваша сестра? – спросила Хуана Диего девочка с косичками.
– Умерла, – ответил Хуан Диего; он готов был рассказать, как умерла Лупе, но не хотел, чтобы малышам снились кошмары.