– Скажи Кларку, что мы уезжаем в Лаоаг. Лесли знает, где это. Все знают, где Лаоаг. Больше никаких подробностей, – сказала Дороти Хуану Диего.
Но когда Хуан Диего именно это и сообщил – когда он написал Кларку, что он «уехал в Лаоаг с Д.», – то почти сразу же получил ответ от своего бывшего ученика.
«Д. трахается с вами, да? Вы понимаете: я не из тех, кому это интересно! – писал Кларк. – Об этом МЕНЯ спрашивает бедняжка Лесли. Что ей ответить?»
Дороти заметила, как Хуан Диего испуганно уставился на телефон.
– Лесли большая собственница, – сказала Дороти, даже не спросив, от Кларка ли это сообщение. – Мы должны дать Лесли понять, что мы ей не принадлежим. Это все потому, что твой бывший студент слишком явно хочет трахнуть ее, а Лесли знает, что ее сиськи не всегда будут так нагло торчать, как сейчас.
– Ты хочешь, чтобы я отшил твою собственницу? – спросил Хуан Диего.
– Я думаю, тебе никогда не приходилось отшивать собственниц, – сказала Дороти.
Не дожидаясь, пока Хуан Диего признает, что у него не было ни собственниц, ни прочих подруг, Дороти объяснила ему, как повести себя в этой ситуации.
– Мы должны показать Лесли, что нам плевать на ее эмоциональную агрессию, – начала Дороти. – Вот что ты скажешь Кларку – он все передаст Лесли. Первое: почему бы мне и Д. не трахаться? Второе: ведь Лесли и Д. трахались, верно? Третье: как самочувствие тех мальчиков, и особенно одного из них – как себя чувствует его бедный пенис? Четвертое: хочешь, чтобы мы передали привет водяному буйволу от имени всей семьи?
– Что, вот так все и написать? – спросил Хуан Диего у Дороти. Она действительно много знает, подумал он.
– Просто отправь, – сказала Дороти. – Лесли нужно отшить – она сама напросилась. Теперь ты можешь сказать, что обзавелся собственницей. Смешно, да? – спросила Дороти.
Следуя инструкциям Дороти, он послал сообщение. Хуан Диего понимал, что и Кларка он тоже отшивает. На самом деле, он не мог вспомнить, когда еще ему было так весело – несмотря на жжение в пенисе, которое, впрочем, быстро проходило.
– Как дела у этого парня? – спросила затем Дороти, касаясь его пениса. – Все еще жжет? Может, все еще покалывает чуть-чуть? Хочешь, чтобы этого парня еще сильнее покалывало? – спросила Дороти.
Он едва смог кивнуть, так он устал. Хуан Диего все еще смотрел на свой мобильный телефон, думая о необычном сообщении, которое он отправил Кларку.
– Не волнуйся, – шептала Дороти, продолжая трогать его пенис. – Ты выглядишь немного усталым, но только не этот парень, – шептала она. – Он-то не устает.
Дороти забрала у него телефон.
– Не волнуйся, дорогой, – сказала она более повелительно, чем раньше. Слово «дорогой» прозвучало невероятно похоже на то, как его произносила Мириам. – Лесли больше нас не побеспокоит. Поверь мне, она все поймет. Твой друг Кларк Френч делает все, что она хочет, только не трахает ее.
Хуан Диего хотел расспросить Дороти об их поездке в Лаоаг и Виган, но не мог подобрать слов. Он даже не мог высказать Дороти свои сомнения насчет поездки туда. Дороти решила: поскольку Хуан Диего был американцем и принадлежал к поколению вьетнамской войны, он должен, по крайней мере, увидеть, где эти молодые американцы, эти испуганные девятнадцатилетние парни, которые так боялись пыток, отдыхали от войны (когда или если это им удавалось).
Хуан Диего хотел также спросить Дороти, откуда у нее взялась эта доктринерская уверенность в собственном мнении, – ведь Хуан Диего всегда интересовался, откуда все возникло, – но он не смог собраться с силами, чтобы задать свой вопрос этой авторитарной молодой женщине.
Дороти не одобряла японских туристов в Эль-Нидо; ей не нравилось, как курорт обслуживал японцев, она указывала, что в меню была японская еда.
– Но мы очень близко к Японии, – напомнил ей Хуан Диего. – А многим нравится японская кухня…
– После того, что Япония сделала с Филиппинами? – спросила Дороти.
– Ну, война… – начал Хуан Диего.
– Подожди, пока не увидишь Манильское американское кладбище и Мемориал – если, конечно, увидишь в конце концов, – уклончиво сказала Дороти. – Японцам не следует приезжать на Филиппины.
Дороти заметила, что австралийцы превосходят числом всех белых в обеденном зале в Эль-Нидо.
– Куда бы они ни шли, они идут кучей – они банда, – сказала она.
– Тебе не нравятся австралийцы? – спросил Хуан Диего. – Они такие дружелюбные – просто от природы общительные.
На это Дороти только пожала плечами – в духе Лупе.
С таким же успехом Дороти могла бы сказать: «Если ты этого не понимаешь, едва ли я смогу тебе объяснить».
В Эль-Нидо жили две русские семьи, а также несколько немцев.
– Немцы, они повсюду, – только и сказала Дороти.
– Они завзятые туристы, не так ли? – спросил Хуан Диего.
– Они завзятые захватчики, – ответила Дороти, закатывая свои темные глаза.
– Но тебе же нравится здешняя еда, в Эль-Нидо. Ты говорила, что еда хорошая, – напомнил ей Хуан Диего.
– Рис как рис, – только и сказала Дороти, как будто никогда не писала ему, что еда здесь вкусная. Однако, когда Дороти была настроена на «этого парня», ее сосредоточенность впечатляла.
В их последнюю ночь в Эль-Нидо Хуан Диего проснулся при лунном свете, отражавшемся от лагуны; видимо, из-за предшествующего сну пристального внимания к «этому парню» они забыли закрыть занавески. В том, как серебристый свет падал на кровать и на лицо Дороти, было что-то жутковатое. Спящая Дороти казалась чуть ли не безжизненной, как статуя, – словно она была манекеном, который лишь изредка оживал.
Хуан Диего склонился над ней в лунном свете, приблизив ухо к ее губам. Он не ощущал ее дыхания, словно она вообще не дышала – ни ртом, ни носом, – не приподымалась и грудь ее, слегка прикрытая простыней.
На мгновение Хуану Диего показалось, что в ушах его снова звучит голос сестры Глории: «Ни слова не желаю слышать о том, что Богоматерь Гваделупская лежит». На мгновение Хуану Диего представилось, что он лежит рядом с секс-куклой в образе Богоматери Гваделупской – подарком доброго гринго из магазина Дев в Оахаке – и что ему наконец удалось отпилить подставку, освободив вмурованные в нее ноги статуи.
– Ты ждешь, что я что-то скажу? – прошептала Дороти ему на ухо. – Или, может, ты собирался лечь на меня и разбудить, – услышал он ровный голос молодой женщины.
– Кто ты? – спросил Хуан Диего.
Но в серебристом лунном свете он видел, что Дороти снова уснула или притворялась спящей, или ему только показалось, что она разговаривает с ним и что он спросил ее о чем-то.
Солнце садилось; оно задержалось достаточно долго, чтобы пролить свой медный свет на Южно-Китайское море. Их маленький самолет из Палавана летел в Манилу. Хуан Диего вспомнил прощальный взгляд, который Дороти бросила на утомившегося от туристов водяного буйвола в аэропорту.